это не то место, где настроены в первую очередь на помощь женщине, я ещё как-то смогла осознать. Но то, что в домашнем акушерстве тоже могут происходить подковёрные игрища, интриги и битвы за контракт любой ценой, явилось совсем уж грустным откровением. И мне не верилось в это до конца, настолько противным всё выглядело. Никогда – ни в начале пути, ни тем более сейчас – не интересовалась, сколько родов принимают коллеги. А уж переманивать рожениц или утаивать контакты никак, мне кажется, не вяжется с тем делом, которым мы занимаемся.

А потом судьба выкинула очередной кульбит.

На тот момент от «Золотого младенца» в проекте «Домашние роды в роддоме» работали три акушерки, включая меня. На мою долю приходились одни или двое родов в месяц. Сколько у остальных, я не интересовалась. Но вышло так, что обеих коллег отстранил от работы главврач 9-го роддома – основного места базирования акушерок «Золотого младенца», трудившихся в проекте.

У одной и вправду стряслось недопустимое: пересидели дома со схватками при рубце на матке после кесарева сечения. Приехали в роддом и, не послушав сердце плода, положили женщину в горячую ванну. Итог – разрыв рубца и внутриутробная гибель ребёнка, невероятно печальная история! Пострадала хороший доктор, на полгода лишённая возможности брать контракты, акушерку уволили. Не говоря уже о трагической потере так и не родившегося человека…

У второй всё получилось не так грустно, но она тоже чем-то рассердила врачей и попала во временно отстранённые. Осталась одна я, и на меня свалились сразу тринадцать контрактов!

Ух, какое чувство ответственности надо мной тогда довлело… Я понимала, что настал час икс. И именно сейчас мне предстоит доказать свои адекватность и профессионализм.

Устроила с каждой беременной встречу перед родами, чтобы как-то донести до них свои взгляды, а главное – успеть рассказать, что же делать с «болью» (и сейчас считаю это своей основной задачей и главной темой). И все прекрасно со мной родили, кроме одной девочки, ушедшей на кесарево сечение даже без вступления в роды, по причине проблем со здоровьем. Все остальные родили без вмешательств, хорошо и гармонично.

Будучи уверена, что защитила репутацию «Золотого младенца», обратилась к главврачу 9-го (тому самому, который когда-то не взял меня в «элиту» роддома):

– Вы вернёте наших акушерок на работу?

– Нет, с ними я расстанусь. А вот вы молодец, вас я настоятельно отрекомендую в другое место!

Тут же позвонил и сразу обо всём договорился, во многом решив мою дальнейшую судьбу.

Глава 39

Про акушерского ангела и роды наедине с Богом

Оттого что юношеская мечта о профессии врача так и не сбылась, я долгое время идеализировала людей в белых халатах. Издалека они виделись обитателями небес, служителями высшего на свете культа – что может быть благороднее, чем помогать страждущим?

После учёбы в театральном и разочарования в этой профессии контраст казался особенно ярким. Если актёр слабенький, не очень талантливый – кому он нужен, какую пользу способен принести человечеству? А вот даже самый скромный доктор, пусть и не звезда, всё равно её приносит!

Как же я ошибалась… Когда, будучи уже взрослым человеком, вплотную столкнулась с медициной, то поразилась – насколько больше вреда может нанести бездарный медик в отличие от неспособного актёра, которого просто не возьмут на роль или в лучшем случае примут в массовку.

Ещё в начале обучения в медицинском колледже я увидела разных педагогов: и тех, от которых невозможно оторваться, и других, у которых все засыпали на занятиях. А на практике мне встречались медики, на которых я сразу обращала внимание – люди призвания, составившие мою «золотую коллекцию» докторов.

И вот в один прекрасный день на моём пути встретился и абсолютный акушерский ангел – доктор Рубашкина. Она показалась мне произведением искусства: думаю, если бы какой-нибудь средневековый художник писал картину с образом целителя, она могла бы послужить моделью.

На фоне крайне нетипичного для акушеров-гинекологов поведения её внешность также выглядела весьма колоритной. При очень высоком росте – по ощущениям не меньше метра девяносто, я всегда в буквальном смысле смотрела на неё снизу вверх – женственная фигура, бледное, простодушное детское лицо с беззащитной улыбкой и большие красивые руки. Немного странный образ – женщина, похожая на бесполую птицу. Ничего показного: бесконечная доброта в глазах, внутренняя тишина и покой. Тот случай, когда наружность полностью отражала внутреннее содержание.

Она не была борцом, а прежде всего человеком и профессионалом. Я абсолютно не могу представить её агрессивной или кричащей на кого-то. Такая удивительно прозрачная, пропускающая через себя всё происходящее, в том числе и роды. Ни суеты, ни желания чем-то управлять, во что-то активно вмешиваться: казалось, будто всё протекает сквозь неё.

Медик в самом высоком смысле этого слова. Человек, пришедший в эту профессию служить людям – истово и беспристрастно, от духовного начала, по зову сердца, но при этом эмоционально ровный. И когда возникла тема домашних родов в роддоме, для неё это оказалось очень органичным и правильным в работе акушера: просто сидеть, наблюдать и внимательно следить – не пойдёт ли что не так.

Ещё один удивительный для меня факт. Я всегда думала: для того чтобы правильно чувствовать роды, нужно самой хорошо родить. Поэтому всё понимающий про хорошие роды Мишель Оден, давно уже немолодой мужчина, явился для меня настоящим откровением.

Примерно таким же откровением стала для меня и доктор Рубашкина, потому что сама она детей не рожала. Поговаривали, что там и личной жизни-то почти не было: жила с мамой, на работе дневала и ночевала, выходных и отпусков практически не брала. Акушерство стало её служением и смыслом жизни.

Так получилось, что кесарево сечение, будучи ещё студенткой-практиканткой, я впервые увидела именно в исполнении доктора Рубашкиной. И никогда его не забуду.

Раннее серое утро, всё запечатлелось в чёрно-белом изображении.

В операционную привозят женщину из отделения патологии, перекладывают с каталки на стол. Молодая, голая, стройная, с длинными красивыми ногами и завивающимися волосами, ещё не убранными под шапочку и волнами спадающими со стола. Лежит, мёрзнет, внешне вроде спокойна. Наверное, как мне тогда показалось, готовится к событию… Небольшой, аккуратный живот порой шевелится, выпячиваясь в разных местах – то сильнее, то замирая. Сквозь тонкую кожу и растянутую матку можно почти угадать положение ребёнка.

Почему-то долго никто не шёл. Я, невольно залюбовавшись, будто утонула в её состоянии.

Во всей этой долгой, словно поставленной на паузу сцене чувствовалось живое. Юная прекрасная женщина, её беременность,