— Знаешь ли ты, зачем тебя привезли сюда? — спросил он. — Догадываюсь, — спокойно ответил Капиу. — Спрашивайте

о чем угодно, но прежде я должен посмотреть вашу левую руку. Наполеон протянул предсказателю свою белую нежную руку. Тот поглядел на нее и вдруг вдохновенно произнес:

— Вы помирите Францию с Папой, гражданин первый консул, — и очень хорошо сделаете!

Этого было довольно, чтобы произвести впечатление на Бонапарта. Он любил все необычное и верил в чудеса, не поддающиеся объяснению.

Вскоре Наполеон действительно заключил Конкордат с Папой, а гражданина Капиу он повелел оставить в покое и обеспечить всем необходимым для жизни. Но сам о нем больше не вспоминал.

Однажды всеми забытый Капиу пришел к Фуше.

— Отпустите меня на родину, гражданин министр, — сказал он, — я чувствую, что более не нужен здесь… А между тем дело республики в опасности.

— Что же тебе известно, любезный друг? — спросил Фуше, стараясь придать своему мертвенно-бледному лицу ласковое выражение. — Если ты сообщишь что-то важное, услуги твои будут щедро вознаграждены. А пока возьми этот задаток. — И протянул Капиу десять луидоров. Спрятав деньги, Капиу сказал:

— Первый консул в большой опасности. Заговорщики есть даже в числе его приближенных. Вчера они собирались, чтобы убрать его, но решили пока отложить это черное дело… — И замолчал.

Пришлось Фуше дать Капиу еще десять луидоров. Тот порылся в сумке и достал несколько прокламаций, в которых Наполеона назвали похитителем власти, корсиканским тираном и т.п.

— Эти бумаги, — сказал ясновидящий, — напечатаны в Ренне и присланы на имя адъютанта генерала Моро — капитана Рапателя.

Фуше отреагировал на известие весьма живо: он тотчас же помчался во дворец Тюильри. Узнав обо всем, первый консул был взбешен. Жана-Виктора Моро, в тридцать лет ставшего генералом и звезда которого восходила по той же крутой траектории, что и его, Бонапарт давно уже считал опасным соперником.

— Этому пора положить конец! — в гневе вскричал первый консул. — Что ж, если Моро в состоянии управлять государством — судьба пойдет ему навстречу. Но Франция не должна страдать от честолюбия двух генералов. — И, не дав опомниться растерянным приближенным, закончил свою мысль: — Завтра в четыре утра сабли решат дело. Я вызываю Моро на дуэль! Сообщите ему об этом, Фуше! Немедленно!

На другой день на рассвете Моро с адъютантом и доктором прибыли в Булонский лес. Наполеон уже был на месте.

— Двум генералам, право, смешно драться из-за сплетен, — прекрасно владея собой, сказал Моро. — Я советую вам, гражданин первый консул, отказаться от этой безумной затеи.

Наполеон, видимо, остыл за ночь, потому что довольно дружелюбно предложил:

— Моро, можете вы дать мне честное слово генерала, что сведения о вашем участии в заговоре — ложны?

— Даю честное слово, — поклялся генерал. В это время приехал Фуше. С ним был Капиу.

— У меня есть новая информация, — сказал Фуше.

— Не нужно, — отрезал Наполеон. — Моро дал честное слово. И я верю ему. — Он подал руку Моро, сказав при этом: — Наша судьба очень странна, и никто не знает, что ждет в будущем. А вот этот малый, — он кивнул в сторону Капиу, — уверяет, что способен его предсказать.

— Ну, этот парень пороху не выдумает, — презрительно бросил Моро.

— Счастьем было бы для вас лет эдак через тринадцать не знать пороху, — загадочно парировал ничуть не смутившийся Капиу.

— Этот негодяй, кажется, хочет испугать меня!

— Я не думал пугать вас, — с достоинством ответил Капиу, — но я точно знаю, что порох принесет вам зло.

— Хорош предсказатель, — хмыкнул Моро. — Да это грозит любому военному.

Но тут Капиу сказал нечто странное:

— И даже ошейник вашей собаки не спасет вас.

Слова эти оставили у присутствующих странный осадок прикосновения к тайне…»

Мы привели здесь почти полностью этот полуфантастический рассказ, в котором, вероятно, есть доля правды, чтобы показать читателю, как много легенд слагалось о наших героях, насколько их соперничество было популярным в то время.

Ходила легенда и о самом Капиу, который в июне 1815 года пешком дошел до Ватерлоо, чтобы предупредить Наполеона не давать сражения в воскресенье, 18 июня, англо-голландской армии. Но его задержали на аванпостах и не пропустили к императору. И Ватерлоо было проиграно.

Однако вернемся к нашим соперникам. На самом деле поединок так и не состоялся. Чтобы избежать скандальной дуэли, Фуше отправился просить своего земляка — бретонского генерала Моро — нанести визит во дворец Тюильри, чтобы миром уладить дело. По свидетельству шефа полиции Демаре, Моро не отказался бы от такого визита и разговор двух соперников мог бы смягчить сложившуюся ситуацию… Ситуацию, возможно, да, но он ничего бы не изменил во взаимной вражде двух генералов.

Отныне Моро перестал реагировать на концентрацию вокруг своего имени надежд всех противников режима.

«Это Брут! Он принесет нам диктатуру», — говорили республиканцы о Бонапарте.

«Это Монк! Он восстановит трон Бурбонов», — пророчили роялисты, высказываясь о Моро.

Мы уже упоминали, что к концу 1802 г. вокруг Моро образовался круг известных генералов, таких как Бернадот, Декан, Лаори и др. В следующем году в некоторых французских городах, в том числе в Ренне, на стенах домов стали появляться афиши с лозунгами: «Да здравствует республика! Смерть ее врагам! Да здравствует Моро! Смерть первому консулу и его приспешникам!»

Некий господин Фош-Борель, из эмигрантов, временно проживавший в Англии, отправился в Париж, чтобы примирить двух других генералов — Моро и Пишегрю. Последний был выслан из страны и не имел разрешения первого консула на возвращение во Францию. В миссию Фош-Бореля, как мы полагаем, входила компрометация Моро, чтобы привлечь его на сторону Пишегрю. Однако со своей задачей он не справился, так как не знал строгих республиканских убеждений героя Гогенлиндена.

В Париже насчитывалось по меньшей мере семь тысяч офицеров, уволенных со службы, которые надеялись на Моро и мечтали привести его к власти, не имея возможности продолжить службу, либо получив отказ первого консула о восстановлении в армии. Кроме того, весь свет Парижа избрал Моро своим кумиром. Однажды на приеме у второго консула Камбасереса гости настолько плотно окружили Моро, что можно было подумать, что это его собственный дом и что он здесь хозяин, а Камбасерес — его церемониймейстер.

Естественно, что Бонапарта не могла не тревожить такая популярность соперника, почти равная его собственной.

В канун нового, 1802 года военный министр давал официальный ужин. Моро был среди приглашенных. Он вновь не надел свой генеральский мундир и явился к министру в гражданском платье. Его скромный драповый сюртук контрастировал с великолепной униформой присутствовавших офицеров. Украшенные золотым и серебряным шитьем мундиры, белые лосины генералов, шелковые чулки и туфли с дорогими пряжками высших должностных лиц Консулата контрастировали со скромным костюмом генерала Моро, что давало повод пересудам и разным комментариям.