Лейтенант Стародворченко удовлетворенно отметил про себя, что не зря предоставил татарке возможность высказаться. Теперь никто не сможет обвинить пограничников в том, что они придрались к мирным крымчанам.

— Та-ак! — значительно протянул он. — Оскорбление должностных лиц при исполнении обязанностей. Думал с вами по-хорошему, но вы по-хорошему не хотите.

— Хотим, — поспешно возразил Ринат. — Очень хотим.

Лейтенант Стародворченко предпочел его не услышать.

— Гражданке, которая тут выражалась неприлично, — продолжал он, упиваясь своей властью, — придется проследовать за нами.

«Я буду душить ее медленно, а трахать долго, — пронеслось в голове. — А потом, если что, можно будет сказать, что нарушительница границы совершила побег, прыгнула в море и утонула. Мои орлы подтвердят. Особенно, если для начала татарочку через них пропустить».

Для вида лейтенант Стародворченко немного попрепирался с хозяином шхуны, догадавшимся наконец закрыть дочкин рот своей широченной ладонью, а потом повернул голову к штурманской рубке и скомандовал:

— Подведи катер вплотную к борту, Желуденко. Будем иммигрантку незаконную снимать.

— Э, так не пойдет! — возмутился Ринат. — Дочь не отдам!

— Да кто тебя спрашивать станет, мурло ты пузатое! — насмешливо крикнул пограничник в солнцезащитных очках.

— Станешь возникать, корыто твое продырявим и всю твою кодлу, как котят, утопим, понял, бородатый? — поддержал товарища обладатель вьетнамок.

Не выдержав, Руслан снова приподнялся с палубы.

— Помочь, Ринат? — тихо спросил он.

— Сидеть! — яростно прошипел Ринат. — Если погранцы узнают, что на судне целый арсенал припрятан, они вертолеты пригонят и покрошат нас из пулеметов. Так что я уж сам. По-простому.

Закончив тираду, он метнулся в рубку, повозился там и выскочил с охотничьей двустволкой. Тем временем катер взревел, пустив струйку черного дыма, но тут же умолк и, качнувшись, медленно устремился к шхуне.

— Бунчук, лестницу! — распорядился лейтенант, задрав голову, чтобы видеть всех, кто находился на палубе «Афалины».

— Есть, лестницу, — откликнулся босоногий подчиненный, покидая нос катера.

— Ни с места! — рявкнул Ринат, взводя ружье.

— Ах, вот ты как, татарская морда?

Подрагивая от возбуждения, лейтенант вскинул автомат.

Дальнейшее происходило быстро, слишком быстро, чтобы мозг успевал фиксировать события.

Еще в тот момент, когда инерция подтолкнула пограничный катер к шхуне, и раздался глухой стук металла о дерево, Руслан понял, что отсиживаться дальше глупо и совершенно недопустимо. Лейтенант с дурацким чубчиком явно вознамерился арестовать Земфиру, но это не исключало обыск «Афалины», грозивший катастрофическими последствиями. Нельзя было сидеть, сложа руки, и ждать, что еще взбредет в голову холуям в военной форме, обслуживающим армянина с американской фамилией.

Еще до неминуемого соприкосновения катера со шхуной Руслан ринулся в рубку. Пользуясь теми познаниями, которые Ринат успел заложить в его голову, он запустил двигатель шхуны. Тарахтение двигателя заглушило автоматную очередь и последовавший за ней выстрел из ружья.

Очередь дал лейтенант Стародворченко, но, поскольку это произошло одновременно с толчком катера, причалившего к борту «Афалины», то он пошатнулся и не попал в Рината. Половина пуль, выпущенных из дрогнувшего автоматного ствола, достались Земфире. Она как раз подскочила к отцу, чтобы не дать ему спустить курки двустволки. Три маленьких горячих кусочка металла вошли в нее одновременно, дырявя и корежа все, что находилось у них на пути.

Со стороны это выглядело, как если бы девушка наткнулась на бегу на невидимую преграду, отшатнулась назад, а потом упала.

Руслан, занятый управлением шхуной, даже не услышал выстрелов и не оглянулся. Внимание Рината тоже было сосредоточено на пограничниках. Падение Земфиры увидел лишь Самсон, оставшийся на палубе.

Он видел все как во сне и реагировал тоже как во сне: автоматически, бездумно и заторможено. Его руки сами собой прикрыли голову, она вжалась в плечи, туловище скорчилось и растянулось на палубе, стремясь сделаться как можно меньше и незаметнее. Самсон не был трусом, но он просто не успел подумать о том, чтобы схватить оружие и открыть ответный огонь. Слишком мало было времени для принятия решения. Не просто секунды, а доли секунд…

Напрасно Земфира торопилась остановить отца. На самом деле он и не собирался стрелять в пограничников. Он хотел лишь припугнуть их. Но, увидев, что лейтенант открыл огонь первым, инстинктивно пальнул из двух стволов. Указательный палец сработал раньше, чем мозг успел его остановить.

Двойной выстрел прозвучал намного внушительнее трескотни автомата. Ружье Рината было заряжено жаканами — охотничьими пулями крупного калибра, — которые пролетели над головой лейтенанта и снесли часть приборов спутниковой навигации. Ринат успел огорчиться тому, что натворил, прежде чем увидел, как автоматное дуло целится в него самого.

«НЕТ!» — пронеслось в мозгу.

«Да-да-да-да-да!» — злорадно возразило приспособление для убийства живых существ, именуемое автоматом Калашникова.

Ринату показалось, что его разрезало раскаленной металлической проволокой. Он упал могучей волосатой грудью на поручни и почти перевалился через них в воду, но угасающих сил хватило для того, чтобы оттолкнуться и опрокинуться навзничь.

Это дало Ринату возможность растянуться на палубе, рядом с любимой дочерью, изо рта которой тянулась ниточка крови. К этому моменту она уже была мертва, ее прекрасные влажные глаза остекленели, а ногти перестали скрести просоленные доски. Ринат успел окликнуть Земфиру по имени и протянул к ней руку, но это было последнее движение в его жизни, которому не было суждено завершиться. Рука с мертвым стуком упала на дощатый настил, пальцы, поймавшие воздух, скрючились и застыли.

Самсон, на глазах которого погибли отец и дочь, лежал в нескольких метрах неподвижно, словно парализованный. Его светлые волосы торчали дыбом, а небритая нижняя челюсть отвисла, как будто он собирался выразить свое потрясение каким-то возгласом. Однако ни единого звука не вырвалось из его сузившейся гортани. На время он онемел и утратил контроль над своими чувствами.

Руслан, не имеющий ни точного, ни хотя бы приблизительного представления о том, что творится на палубе, успел врубить полный ход и во всю вращал неподатливый штурвал. Неохотно повинуясь ему, шхуна начала разворачиваться на месте, толкая массивной кормой патрульный катер. Рядового Бунчука, слишком неустойчивого во вьетнамских шлепках, свалило с ног, принесенная им складная алюминиевая лестница упала в море и пошла на дно. Лейтенант Стародворченко выругался и безуспешно попытался схватиться за конец свисающего с «Афалины» каната.