Кивает.

– Кругом будут камеры. Мы поймаем несколько нужных кадров, и я сразу же вмешаюсь. Не бойся. Это минуты две. Отнесись к этому как к роли, как к танцу. Ты же, когда танцуешь, вступаешь в плотный контакт со своими партнерами.

– Только они не насильники и не извращенцы.

– Этого ты знать не можешь. У каждого свои скелеты в шкафу. Некоторые из них вполне могут быть и садистами, и извращенцами, и насильниками. Я могу привести тебе статистику…

Закрывает глаза.

– Я разбиваю твои розовые очки?

– Полные глаза стёкол…

– Надо привыкать смотреть на мир «как он есть». Иначе ты всегда будешь в опасности, расслабляясь в свете своих иллюзий.

– Ничто не случится со мной, чего мне не предназначено пережить.

Думай так. А я буду думать обо всех возможных предохранителях для тебя в этой ситуации. Парочку я уже придумал. Даже три.

– Сопротивляйся в полную силу. Вырывайся, но не бей, не делай ему больно. Понимаешь?

– Мхм… – ее ноги опять пытаются подтянуться выше.

Со вздохом снимаю пиджак, накидываю на ее коленки, которые она сразу подтягивает к груди.

– Сегодня ничего не будет, мы просто его подразним. Покажем тебя. Посмотрим на пространство. Ребята сейчас устанавливают наши камеры. Рая вызвала «электриков», у них дома «что-то с проводкой».

Протягиваю ей несколько листов документов его анамнеза.

– Посмотри. Что скажешь?

Внимательно читает. В процессе начинает оживать.

– Гипертония, атеросклероз… пять месяцев назад была госпитализация в платной клинике с микроинсультом. Вот последние анализы… – протягивает мне бланк. – Стали еще хуже. У него плохой прогноз. В любой момент может быть повторный инсульт. Вот препараты, которые ему прописали, дозировки…

– Мы можем ему что-то подсыпать? Подменить препарат?

– С какой целью?

– Чтобы… не знаю я пока, Софья. На месте буду ориентироваться. Спрашиваю, чтобы иметь в кармане запасные расклады.

– Я подумаю. Но любому препарату нужно длительное воздействие, а если препарат слишком сильный, то в его состоянии может вызвать летальный исход.

– Это было бы выходом. Если бы не было доказуемо.

– Вы хотите его убить?

– Софья… несколько лет назад он избил Раису. Восемнадцать переломов, разрыв кишечника, перитонит… пять месяцев больницы. Это же не просто пара ударов в аффекте. Он методично избивал ее час. Потом вызвал скорую, сказал, что на нее напали грабители.

– Почему его не посадили?

– А он знал, как и кому заплатить, чтобы его не посадили. И чем надавить на нее, чтобы она дала правильные показания. Он упек ее в частную клинику. Это Россия, Софья. Деньги решают всё. А несколько месяцев назад, как ты уже знаешь – изнасиловал девчонку. И ни дня не отсидел. А сейчас выйдет чистым из-под следствия. И это только то, о чем я знаю. Я не искал в его прошлом. Ты думаешь, я буду скорбеть о его никчемной жизни, если эта тварь сдохнет? Или ты мне сейчас скажешь, что они не пережили ничего, что им бы не было предназначено? И те, кто встретятся на его пути дальше, тоже вполне заслужили то, что выхватят?

– Зачем она живет с ним?

– У них на двоих девяносто миллионов в акциях. Это – приумноженные им деньги ее отца. Его личные я даже не считал. Они выведены куда-то за границу. Он не тратит их. Очень жадный. И брачный контракт таков, что они никогда не поделят эти акции. Они живут на дивиденды. При разводе она потеряет свое право на акции и дивиденды. Когда они заключали этот контракт… он был составлен очень неграмотно. Эта практика в России только еще запускалась тогда. А теперь… Он находит своеобразное удовлетворение в том, что держит ее рядом силой тех денег, что она не может отпустить. Не суди ее слишком строго. Рая всегда жила хорошо, ее родители были богаты. Они ничего не умеет, только рисовать. И бегает от него по разным странам, периодически возвращаясь домой, чтобы он трахал ее под свой хентай. Это тоже прописано в их договоре: «регулярное исполнение супружеских обязанностей». Ему не хочется… он просто так ее унижает. Ее адвокат пытался договориться с ним на отступные – шестую часть официального состояния. Это крохи для него. Но он пошел в отказ. Он садист, насильник, беспредельщик. Будешь плакать, если сдохнет?

– Нет…

– Поехали, Софья. Бакс!

Накидываю пиджак ей на плечи.

– У меня такое ощущение, что ты чувствуешь себя голой. Никогда не носишь короткое?

– Никогда. Только сценические образы.

– Почему?

– Отец всегда говорил, что глубоких мужчин привлекает то, что укрыто за вуалями, а от поверхностных нужно держаться подальше и не провоцировать их внимание.

– Мудро. Ты была послушной дочерью?

– Старалась.

– А что с ними случилось?

– Авария.

– Сколько тебе было?

– Четырнадцать.

– А Елизавете?

– Девятнадцать.

Мне хочется обнять. И я обнимаю ее за плечи.

– Всё будет хорошо. Я тебе обещаю. Доверяй мне. Ты должна будешь просто повырываться от него минуту.

– Я постараюсь…

– Вот и умница. Об остальном позабочусь я.

* * *

Раиса, немного дергаясь, двигает к окну большой мольберт.

– Помочь?

– Да сиди ты, ради Бога! – шипит она.

– Естественней веди себя…

В центре огромного холла на глянцевом полу огромное кресло. Надо признаться, удобное. И я, развалившись в нем с голым торсом, держу в руках два поводка от ошейников.

Бакс устроился у моих ног, Софья – между. И я почти забыл, что мы здесь на самом деле делаем. Мой нос скользит по ее волосам.

Касаясь моей голой кожи, Софья вздрагивает.

Раиса подтягивает к нам ближе квадратный мягкий пуфик.

– Софья… – шепчу я. – Ножки на пуфик… сделай красиво… как тогда, на столе… Прогнись на мне… расслабься… поза должна быть удобной. Это может занять много времени.

Обнимаю, подтягивая ее чуть выше. Укладываю голову себе на грудь.

Раиса колдует с ее пальчиками.

– Зак… давай снимем один гольф… такие пальцы красивые у неё…

Ох, Рая, не рисовать же реально ты нас собираешься! Но я хочу видеть Софью в одном гольфе, это е*ать как горячо!

Положительно киваю.

Рая стягивает с нее лишний. Ставит ее пальчики под нужным углом.

Мне все сложнее контролировать дыхание.

Раиса отходит, берет в руки толстый карандаш и долго, внимательно смотрит на нас. Кажется, тоже забывая, зачем мы все здесь.