— Но ведь Алесь сказывал: слаб он еще после хвори. Значится, на печи отлеживаться должен.

— Не к добру… — вторил другой.

Стук стал сильнее. Но на зов кулаков в дверь все равно никто не откликался. Братья заглянули в оконца, обошли хату кругом, поискали хоть какие-нибудь следы, но ничего, что могло рассказать о том, куда подевался молодой мельник, не сыскали.

— И что теперича?

— Алесь навроде молвил, что девица в хлеву лежит. Пошли.

Братья отправились к хлеву. Осторожно открыли дверь — солнечные лучи ворвались внутрь, осветив неподвижную девицу и Вита. Кожевенники испугались, что тот тоже помер и бросились к нему. Но оказалось, мельник просто спал.

— Эй, Вит.

Мельник встрепенулся. Какое-то время бестолково вращал еще ничего не разумеющими после сна очами. Затем его лик постепенно начал проясняться.

— Вы как здесь?

— Пришли девицу хоронить.

Вит поглядел на Восту и, тяжко вздохнув, кивнул. Кожевенники долго не мусолили. Сделали все, как заведено. Выбрали место, вырыли яму, выстелили корой да листьями. После уложили померлую, как заповедовали еще пращуры, ликом к востоку, дабы ничто не мешало девице встречать каждый рассвет, покуда тело не претворится в землю и не даст новую жизнь.

— Ну вот, осталось только навес примостить, — сказал один из братьев, когда погребальная молитва уже вознеслась к богам. Вит смахнул скупую слезу. Мужики сделали вид, что ничего не приметили. Не повезло молодцу. Видать, по сердцу девка пришлась, а тут… А хороша была. Жалко.

— А покуда надобно снова люд сбирать.

— Зачем? — равнодушно спросил мельник.

— Кукобу хоронить станем. Надобно, чтоб все видели, что ведьмарка упокоение сыскала. А то так и станут страшиться до скончания времен.

— А ты, Вит, покуда к яме иди, — сказал другой кожевенник.

— Зачем? — рассеянно переспросил мельник. Братья переглянулись. Что-то совсем молодец плох. Кабы чего дурного не выкинул.

— Так Череду разом с Алесем в яму кинули.

— С чего это?

Близнецы мысленно порадовались, кажись, какой-никакой, а все ж в лике стал проступать интерес.

— Так Услада оклеветала. Сказала, что Милава их приворожила. Вот их и отправили в темницу отсиживаться, покуда чары не рассеются!

— А тем часом Милаву порешили сыскать да на огнище посадить! — вставил другой.

— Совсем сбрендили, что ли? Да ежели б не Милава, то я бы уже с вами не разговаривал! — Вит совсем оживился.

— Ты только об том никому не сказывай, — шикнули близнецы и огляделись — мало ль кто подслушать мог. — А то еще решат, что и ты под ее чарами. Нынче селяне всего страшатся. Потому доказывать им что-то бесполезно.

— Что я должен делать? — мельник завсегда был малым понятливым, потому и не стал больше на расспросы время тратить. — Еще надобно Милаву сыскать прежде разгневанных селян.

— Проверь, сморил ли дурман нашего трезвенника, — хмыкнул кожевенник.

— Наверняка сморил! Мы ж ему молодую клюквинку подсунули, — хохотнул другой. — А как убедишься, так и вызволяй узников. Надобно, чтоб ты поспел до того, как мы селян соберем.

— Добре, — коротко ответил Вит и направился к яме.

Братья не спеша пошли к селу.

* * *

Еще не добравшись толком до ямы, Вит приметил, что стражник, ежели и охраняет невольников, то только во сне. Громкий храп, изобилующий переливами, разносился далеко по округе. Мельник хмыкнул и на всякий случай попробовал добудиться «ответственного» стража. Но даже увесистый пинок под тощий зад не потревожил крепкого дневного сна. Ну, разве что на мгновение переливы сбились.

Не теряя времени, Вит отодвинул клеть, спустил лестницу. Староста и его сын без лишнего шума быстро выбрались наружу. Потянулись и подались к хате Вита. Надо ж, как быстро самые почитаемые люди на селе вмиг претворились в изгоев навроде Милавы, с той лишь разницей, что их, ежели поймают, в огонь кидать не станут. Мельник скоро собрал кой-чего из съестного, сунул в мешок веревку и выдал каждому оружие. Конечно, не супротив людей применять. Но кто ведает, с чем столкнуться доведется? Да и волколак подле рыщет. Череде, как и Виту, достался тесак. Ну а Алесь кое-как примостил к поясу топор, заверив остальных, что с таким оружием супротив волчьей пасти, полной острых зубов, выходить даже как-то сподручнее.

Оказавшись на подступах к лесу, троица услыхала отголоски люда, собранного подле мельницы, — кожевенники все делали, как уговорились.

* * *

— Чего звали-то? — загорлопанила Доморадовна.

— Да, зачем от работы оторвали? — вторили селяне.

Кожевенники, уложив наземь лопаты, разом взгромоздились на вещательную бочку. Подождали, покуда люд смолкнет, а уж после того начали толковать:

— Вы должны ведать — Паляндра прибрала к себе Кукобу. — Народ притих. — Но, как вам всем ведомо, теперича ее надобно должным образом схоронить.

По толпе побежали настороженные шепотки.

— Значится, она кому-то свою силу передала?! — ахнул кто-то в толпе.

— Известно кому! Внучке своей, Милаве! — вскинулась Доморадовна.

— Авось ведьмарка еще до Купалья померла! — вторила ей Услада. — Вот вам и хворь неведомая, и обоз пожранный!

— И то верно, — заволновались селяне.

— Говорила я вам: спалить ведьмарку пришлую надобно! — крикнула бабка. Ее лицо озарилось таким самодовольством, какое по свету искать станешь, да не сразу сыщешь. — Так нет же — вы все Череду слушали!

— А где Кукоба нынче? — спросила Домна, с трудом перекричав толпу.

— У себя в хате лежит, — разом ответили кожевенники.

— Откуда ведаете? — прищурилась Доморадовна.

— Вит сказал, — близнец решил, что не след покамест упоминать старосту. А то еще, чего доброго, не поверят иль их самих в яму кинут.

— А где ж он сам? — задала вопрос Услада.

Мужики пожали плечами, мол, какое это имеет значение. Дочка старосты, видать, не сыскав, к чему подкопаться, отступила от расспросов.

— Так что айда к хижине ведьмарки!

Люд нехотя закивал. Никто не жаждал схоронить нечистую, но и не узреть, как ее по всем правилам в землю кладут, — тоже не хотелось. Тем паче надобно все поспеть до прихода ночи. Селяне направились к лесу, добравшись до черной хаты, остановились. Кожевенники уже занесли ноги, чтоб пересечь охранительный круг, как Доморадовна зашипела:

— Погодьте!

Мужики в неразумении остановились, ожидая толкования. Бабка подошла к черте и ткнула в нее узловатым пальцем.

— Ежели вы ее переступите, то ведьмарка не даст нам покоя, станет кажную ночь по селу шастать.