с ними максимально учтиво, они тоже привстали и представились как Педро и Карлос. Возможно, они были братьями. Возможно – отец и сын. Или дед и внук. Или два клона из лаборатории по созданию новой расы. Я категорически не мог определить возраст обоих, но, вспомнив уроки физиогномики, присмотревшись к пустым взглядам, постоянной улыбки без повода, привычке всегда держать правую руку в кармане пиджака, небрежность, с какой они взяли деньги и специальные пистолеты, я понял, что греха на их плечах – выше пика Оризаба. Теперь главное – чтобы враг не предложил им за мою голову на пять песо больше, чем отдал им Сантос.

Я поделился с капитаном своими опасениями, но тот сказал, что у этих головорезов с правительством Кубы отношения простые, как сатиновые трусы: они возвращаются домой только при одном условии: живой и здоровый Стив Бойл прибыл в Атланту. Иначе их предприятию по торговле товаром, имеющим спрос во Флориде и Техасе, придётся туго. Говоря проще – убьют всех, кто имеет к этой конторе хоть какое-то отношение. Потому что Кубу попросили друзья из Мексики и России, и потерять лицо она не имеет права. Деньги в данном случае не играют вообще никакой роли, Сантос просто выдал им командировочные. Что это за предприятие, какой товар ждут от него во Флориде – я уточнять не стал, но на душе стало спокойнее. Я почувствовал за спиной мощь государства, и даже крепко уснул, пока мы на небольшом стареньком микроавтобусе со шторками на окнах ехали от Монтеррея к океану.

Ехали мы мучительно долго. Сначала – на юг, потом – на север, потом – на восток. То ли прямой дороги через горы не было, то ли так путались следы, но мы отсидели всё что можно, два раза перекусили, а на каком-то перевале вышли на связь с Тихуаной. Там сообщили, что лодка нас уже ждёт в условленном месте, и рано утром шестнадцатого мая мы по какой-то ослиной тропе подъехали к берегу Мексиканского залива. Солнце вылазило прямо из-под воды, побережье выглядело пустынным, только пара мексиканцев варили уху в котелке возле своего допотопного катера. Мы подъехали прямо к костру. Сантос что-то спросил у рыбаков про улов, те ответили, что нынче хорошо идёт макрель, а вчера ловили осьминогов. После этого я попрощался с капитаном, мы с Педро и Карлосом перебрались на рыбацкую посудину и пошлёпали прямо на солнце. Штиль стоял полнейший. Мы плыли, как по зеркалу. Вскоре берег исчез из вида, и мы словно замерли во времени и пространстве. Мотор гудел, вода за бортом кипела, но двигалось только солнце, которое выползло из воды, с трудом оторвалось от зеркала и начало свой ежедневный путь на запад. Через полчаса один из рыбаков заглушил двигатель. Стало тихо, словно в подводной лодке. Вспомнилась эта тишина, когда я, тупой и толстый, сидел в кресле, глядел в пашин затылок и мечтал о сисястых бабах в пенной полосе прибоя. Мысль прервалась шумом непонятного происхождения. Метрах в двухстах, расталкивая головой воду, поднималась серая железная гора. Через минуту в ней открылась крохотная дверка, из которой вылез человек, помахал нам рукой и крикнул на языке, от которого у меня слёзы навернулись на глаза:

–Хули вы там торчите? Швартуйтесь быстрее!

Не прошло и полчаса, как лодка ушла под воду. Нам выделили разные каюты, но в одном отсеке. Кубинцев поселили вдвоём, меня – одного. Вахтенный офицер распорядился принести нам обед и сообщил, что до Нового Орлеана дойдём быстро, но высаживать нас будут в полночь, поэтому находиться в лодке нам придётся полтора суток. В моей небольшой каюте оказались душ, туалет, ноут с большим монитором и система климат-контроля. По отсекам нам велели не шариться, а то лодка большая, углов разных много. Не заблудимся, так головы порасшибём, а капитану потом получать за нас выговора. Сразу попросили сдать оружие, пообещав отдать обратно непосредственно перед высадкой. Я отдал свои «Торус» и «Ругер», а Педро с Карлосом – «Торусы» и ножи-выкидухи. Потом поел, помылся и на десятый раз перепроверил все вещи, что лежали в рюкзаке: мешок с десятью миллионами бумажных долларов, мешочек с одной тысячей разных песо, три пачки девятимиллиметровых патронов к «Торусу» и одна – триста двадцать седьмых к «Ругеру». Дождевик, свитер, носки. Очки ночного видения. Паспорт, водительские права, разрешение на покупку и ношение оружия, страховой полис. (Шеф сразу предупредил, что болеть в Америке не рекомендуется: денег на полисе хватит только на то, чтобы распахнуть дверь в кабинет стоматолога. Так что лучший полис – наличные деньги и крепкое здоровье.) Рекламный буклет с фотографиями катеров и лодок, ибо я – продавец водоплавающей техники (Мою специальность решили не менять. Хотя, мы знали: все эти хитрости и предосторожности – только для самоуспокоения. А в жизни – или повезёт, или не повезёт.) Небольшая аптечка, фильтр для очистки воды, маленький ноут с кучей разной инфы и хитрой системой ликвидации данных. (Каждые двенадцать часов мне надо его включить, приложить палец к сенсору и набрать правильный пароль. Если что-то шло не по плану – вся заранее отмеченная информация стиралась и оставались только два ролика порнухи, фотографии, где я обнимаюсь с дядей Уэйном на фоне Онтарио, да расписание автобусов по маршруту Бостон – Монреаль.) И ещё пакет сушёных фиников, положенных мне женой.

Потом открыл папку с информацией о моём папе и Василии Григорьеве. Их не очень качественные фото тридцатилетней давности. Места работы в Америке. Адреса, по которым они когда-то жили, адреса их знакомых и сослуживцев. Я всё это знал наизусть, но ещё раз внимательно вгляделся в фото отца. Среднего роста, кругленький, уютный семьянин, мечта таких же кругленьких домохозяек. Наверняка добрый, забывчивый неумеха, с тихим голосом, заранее согласный со всем, что скажут по ящику, напишут в новостях или крикнет с кухни жена. Он вызывал во мне безотчётную брезгливость. Возможно, он напоминал мне меня самого в далёком уже прошлом. Возможно, трудности закалили и его, и я встречу этакого железного старика с рублеными скулами, кривой переносицей и рваным шрамом через щёку ? Хотя, скорее всего, я наткнусь на заброшенный дом, а соседи скажут, что владелец умер много лет назад и где могила – они не в курсе. А я и искать не пойду: есть дела поважнее.

Открыл видео с женой и дочкой, начал смотреть, но выключил и стёр. И загнал любимых в самый дальний уголок. За ту дверь, что заржавела и плохо открывалась. Подальше