— Давно пора…

— Как говорится, надо использовать людей, пока они не использовали вас… — Ухмылка пересекла землистое лицо. — Надеюсь, поможете. Лично я бессилен. Мою сестру прессуют и могут упечь на долгий срок. В городе есть лишь один человек, способный решить, сидеть ей в тюрьме или гулять на свободе. Данное имя мы уже озвучили. Есть информация, что завтра вечером этот тип выходит в море на своей яхте под названием «Пандора». Намечается банкет. У Вячеслава Иосифовича приподнятое настроение — по поводу ликвидации банды пиратов и устранения от дел его заклятых друзей, которых вы, собственно, Максим, и устранили. Вот телефон. — Синицкий вынул из кармана устаревший мобильник и положил рядом с собой. — По нему я сообщу маршрут, время отплытия и другую полезную информацию, а также подскажу, какое судно вы сможете использовать для своего карательного рейда. Что скажете? Откроете ящик «Пандоры»? Я так понимаю, это именно то дело, которое вы не доделали?

Максим ничего не сказал — челюсть заклинило. Он молча поднял телефон, протянул руку (ее охотно пожали) и стал спускаться…

Было шесть утра, и городок еще не начал продирать глаза, когда он ввалился в разрушенное полуподвальное помещение. Перед этим пришлось от души повозиться в бурьяне и грязи. Место встречи было выбрано правильно — городская окраина, разруха, овраги. Бедные дети, которым приходилось здесь учиться…

— Узнаю милого по походке, — проворчала взъерошенная Бобышка, поднимаясь с лежанки, оставленной бомжами. Заразительно зевнула и потянулась. Вскричала от радости Рита — она тоже была здесь! — кинулась обниматься, заплакала от радости.

— Я знала, что тебя не схватили… — ворковала она в потную подмышку. — Слышала, как ты говорил с тем парнем… Но куда ты делся после этого?

— Тебя искал, — оправдывался Максим. — И от спецназа увиливал.

— И я искала и увиливала… О боже, мы потеряли друг друга… Я чуть не выскочила на этих парней, испугалась, бежала, заблудилась… Потом одна в незнакомом городе… Хороша же я была, когда у полуночных пьяниц спрашивала про Горелую балку… Мне жутко повезло, что их уже не интересует секс…

Ввалился Угрюмый в «новогоднем» костюме бомжа и с драной котомкой за спиной. И снова радостные вопли, лобызания. Бобышка восхищалась — и где он добыл такой козырный костюмчик? Жив ли бродяга, одолживший его Угрюмому? Угрюмый ухмылялся, стащил котомку. Повозился с завязками и извлек литровую бутылку дорогой водки, стопку разовых стаканов, две коробки с пиццей, обвел присутствующих строгим взглядом:

— И чего сидим? Особого приглашения ждем?

— Ты где это добыл? — проглотил слюну Максим.

— Купил у одного бутлегера… — Он нервно хихикнул: — Бутылка водки куда дешевле услуг психолога…

— А попроще не мог? — заулыбалась Бобышка, кивая на бутылку «Датской».

— Нет, — отрезал Угрюмый. — Мы не можем экономить на водке. Быстрее садимся в круг, пока другие на тусняк не рванули…

— А там что? — кивнул Максим на котомку, в которой практически не убыло.

— По мелочам, — отмахнулся Угрюмый. — Пара миллионов евро, какие-то доллары, рубли, желтые змейки, рыжики, брюлики… И чё? — стоять с таким баблом и жаться на флакон водяры?

— Замечательно, — восхитился Максим, разрывая коробку с пиццей. — Уже умеем хорошо зарабатывать, но еще не научились работать.

— Без критики, пожалуйста. — Угрюмый щедро наполнил стаканы.

— Ой, мне много, — пискнула Рита.

— Привыкай, дорогуша, — скабрезно подмигнул Угрюмый. — Как вы водку разольете, как говорится…

— Так она и развезет, — закончила Бобышка.

— Ой, а нам? — прозвучал возмущенный женский голос, и в пролом пролезли грязные, как поросята, Фаткин со Светкой. Ночевали они, похоже, на мусорке. Фаткин в процессе злоключений потерял очки, и поэтому его подруге приходилось оказывать услуги поводыря.

— Ой, вэй, — вскричал Угрюмый. — А Светке нельзя!

— Кому это тут нельзя? — вознегодовала сестрица. — Да я такого с вами, блин, натерпелась!

И снова объятия, слезы, сбивчивые повествования, как прятались от спецназа, как бравый вояка пристроился делать свои дела у Фаткина над душой, и ему в прямом и диком смысле моча ударила в голову! Наконец-то выпили, закусили подсохшей пиццей, а потом с хохотом смотрели, как из «большого мира» лезет всклокоченный и хромоногий Коляша Селин. Он опирался на ободранный ножной протез и смотрелся крайне жалко.

— Смотри-ка, с запаской пришел, — под дружный гогот возвестил Угрюмый. — Что, Коляша, так плохо с ногой?

— Да шли бы вы… — проворчал Коляша, отбрасывая протез и нападая на водку. — В кустах нашел, от волков отбиваться, блин…

Выпили по второй, после чего Бобышка забеспокоилась:

— Макара долго нет… Разлучила нас вчера стихия, по отдельности пришлось выбираться. Волнуюсь я за него…

— А раньше не волновалась, — подметил Угрюмый.

— Он сказал, что любит меня… — Бобышка покраснела и опустила глаза.

— Сам сказал? — изумился Угрюмый.

— Нет, блин, через подставное лицо, — огрызнулась Бобышка и уставилась на уцелевшие в катаклизме часы.

— Даже не знаю, ребята… — закряхтел Ильич, вторгаясь в подвал. Он кутался в засаленную ветровку, тащил на плече сумку с остатками награбленного и выглядел расстроенным. — Тут это самое… — Он покосился на Бобышку и побледнел. — Слышал, люди говорят — вчера южнее Черной Скалы выбросило тело молодого человека в костюме аквалангиста — весь череп у него всмятку… Я не хочу, конечно, ничего сказать…

— Ой, мамочка… — Бобышка сделалась белой, как стена у нее за спиной, прижала ладошку ко рту.

— Ильич, ну тебя на фиг народ пугать… Этот парень неудачно спрыгнул с «Авалона», башку винтом разрубило, закусывать надо… И не был я в костюме аквалангиста — надеть не успел… — И снова песни и пляски! Народ с радостными воплями бросился к подвальному окну, втащили упирающегося Макара. Он тоже хромал, держался за отбитые ребра и надрывно дышал.

— Умираю, господа пираты, ох, болят мои раны… — стонал он, падая на хламиду. — Башку не раздавило, но по ребрам скала хорошо прошлась… До школы не добрел, уснул в овраге неподалеку… — И застонал — театрально, с фальшивым надрывом, когда над ним склонилась лопочущая Бобышка. — О, моя фрау, я так хочу, чтобы ты стала моей медсестрой…

— Вот черт, неловко вышло, — смутился Ильич.

— Послушайте, люди, — волнуясь, сказала Рита, — мне тут ночью было скучно и грустно, я лежала под кустом, смотрела на звезды и решила позвонить дядюшке… Неловко стало перед ним… Вы же в розыске, нет? Вас поймают и лет на двадцать упрячут за колючку? — Ее взгляд скользил по насторожившимся лицам. — Дядюшка сказал, что не держит на вас зла…

Пираты рассмеялись. Даже Максим.

— Да нет, не в этом смысле, — смутилась Рита. — Он хочет с вами поговорить… — Она достала телефон, удалилась в угол, потом вернулась, сильно взволнованная, передала трубку Максиму. Отвечать не хотелось, ладошка запотела… — Поговори с ним, — настаивала Рита. — Он, конечно, не очень рад, что его разбудили…