Стас стоял на кухне среди веселящейся компании и не подозревал о буре в Катиной душе. Улыбнулся, увидев ее, и помахал рукой.

– Кать, ну ты даешь. Я все последним узнаю. Ну поздравляю, поздравляю. – Бывший возлюбленный обнял ее и чмокнул в щеку. Стас сиял, как начищенный самовар.

Катя старалась казаться веселой, но это давалось ей с трудом. Видеть Сергея и Ладу вместе было невыносимо.

Москва. 200... год

Это был чудесный день. Один из тех редких апрельских дней, когда кажется, что еще немного, и набухшие почки раскроются, вылезут из-под слоя залежалой листвы первый подснежник и мать-и-мачеха, и асфальт, и земля станут сухими и теплыми. На самом деле все это будет в мае, а уже завтра солнце скроется за серыми тучами и будет дуть промозглый и холодный ветер.

Но сегодня с утра было тепло, воздух звенел и доносил из лесов, отгороженных от Москвы широкой кольцевой дорогой, божественный запах, исходящий от задышавшей после долгой зимы земли. Запах новой жизни, молодой травы и умерших старых листьев. Такой неповторимый, узнаваемый и долгожданный – запах Весны. Земля возрождалась, пила талый снег, сама поила деревья и обещала всем любовь и счастье и вдобавок мир во всем мире.

В этот день в голубом небе летали птицы, и если бы мы оказались в сказке, то они взяли бы в клювики шлейф Катиного белого платья, краешки фаты и, перебирая крылышками на одном месте (потому что обычно молодожены не передвигаются быстро, а птицы летают стремительно), подстраивались бы под Катин шаг, передвигаясь веселой стайкой. Некоторые из них держали бы в клювах цветы.

Но это была самая обыкновенная свадьба, каких сотни. Только с той небольшой разницей, что если в восьмидесяти из ста случаев женились по любви, то эта свадьба относилась к оставшимся двадцати, которые случались по другим причинам.

Катя очень привыкла к Стасу. Она относилась к нему с большой нежностью, но все же не любила. Зато он любил ее сильно и безоговорочно. Ему уж точно не требовалось ничего доказывать, не из-за чего было мучиться и переживать. И Катя не отдавала себе отчет, что, видимо, это спокойствие не вызывало у нее эмоций, к которым она так привыкла с детства. Со Стасом было скучно. Но кто знает, иногда думала она, может быть, это тоже любовь. Ведь, кроме Сергея, Катя ни к кому не испытывала серьезных чувств, так что и сравнить не с чем. И все же она понимала, – нет, это что угодно – дружба, уважение, понимание, – но не то, из-за чего сочетаются брачными узами счастливые влюбленные. Она все еще надеялась его полюбить. И весь праздник стал похож на этот обманный день, лишь обещающий тепло и цветение. Но если у природы хоть в мае, но весна точно наступит, любовь – не обязательно.

На свадьбе присутствовали родители Стаса, мама Кати и друзья. Свидетели – Гриша с Леной – очень быстро нашли общий язык, и им было не до молодых. «Ну и что, что Гриша бедный. Зато красивый, веселый и подающий надежды. А деньги у меня есть», – пояснила подруга Кате, хоть та и не задавала вопросов.

Сначала ездили в загс, потом, как водится, к Вечному огню, потом в ресторан. Будущий свекор постарался на славу. Стол ломился от яств. Как заметила бы Катина мама – все как у людей. Но мама в этот день отказалась и от комментариев, и от спиртного. Слишком была счастлива за дочь. Она быстро подружилась с немногочисленными родственниками Стаса, а его папа радостно и удовлетворенно смотрел на Катю и после регистрации называл ее не иначе как дочкой.

Все было хорошо. Все было замечательно у этих добрых, милых, веселых людей. «О, боже, что я делаю? – думала Катя, наблюдая за ними. – Я обманываю их всех. А главное, Стаса. Нет, я не обманываю, я полюблю его, обязательно», – в который раз повторяла она себе.

Стас разговаривал с ребятами. Почувствовав, что Катя смотрит на него, улыбнулся, махнул головой, мол, «чего?». Катя, уже теперь жена, помотала в ответ «ничего», мол, «просто так». Он улыбнулся еще раз и продолжил разговор с друзьями. «Успокоился... Раньше бы побежал ко мне по первому взгляду. Ну, будь спокоен. Я постараюсь, чтобы ты был счастлив».

* * *

Сергея на свадьбе не было. Он давно уже ушел из их жизни. По очень плохой причине. Катя заставляла себя об этом не вспоминать. Но если тебе говорят не думать о красной черепахе, о чем ты подумаешь в первую очередь? Мало того, Катя считала себя виноватой в этой истории. Как она страдала тогда, на том Гришином дне рождения, где были счастливые Лада и Сергей. Как она старалась не думать о том, что ее ребенка больше нет и виноват в этом он. Отгоняла от себя все нехорошие, недобрые мысли. Но красная черепаха возвращалась снова и снова. И коротким корявым пальцем с длинным ногтем и морщинистой чешуйчатой кожей выводила Катины раздумья: «Как несправедливо. Боже, как несправедливо. Господи, ну сделай же что-нибудь. Почему я должна страдать, а им так хорошо? Господи, ну пожалуйста». Что сделать, она и сама не знала. Или знала, но это даже черепахе не удалось извлечь на поверхность. Одна половина Кати пыталась бороться за нравственность и смирение; вторая хотела восстановить справедливость.

Катя могла поклясться, что она не желала зла ребенку.

Когда они со Стасом собрались уходить, Сергей выразил желание проветрить Ладу и предложил выйти вместе. И они пошли. Вниз, по лестнице, на улицу. Кто-то разлил на ступеньках вино, а сверху неслись мальчишки. Они смеялись, что-то кричали друг другу. Из какой-то квартиры орала бабка: «Вот я вам устрою, паршивцы!» Наверное, хулиганили, звонили в двери и убегали, как всегда убегают нашкодившие мальчишки. Они собрались отойти, но Лада была неповоротливой. Сергей попытался отдернуть ее, но парень все-таки сильно задел Ладу, и она, поскользнувшись на красноватой луже, упала на лестницу, и еще немного съехала вниз по каменным ступенькам. И глаза ее (Катя видела их, потому что шла впереди и обернулась на мальчишку, который пробегая крикнул: «Извините!») были полны животного страха, и руки инстинктивно обхватили живот. Но руки не помогли. Слишком сильный был удар. Стас ринулся за пацаном, но понял, что смысла нет в этом никакого. Надо спасать Ладу. Он рванул наверх к Грише вызвать «Скорую». А Сергей только обнимал ее и повторял: «Ладочка, не волнуйся, моя хорошая. Все будет отлично. Сейчас приедет врач. Все будет хорошо...» А Лада полулежала, беззвучно плакала, слезы катились ручейками по ее щекам, размывая тушь. И уже вся ее юбка и ноги были в крови, и она повторяла два слова: «Мой ребенок. Мой ребенок».

Катя, вжавшаяся в стенку, твердила про себя как заклинание: «Господи, прости, это не я. Я не хотела. Господи, прости, это не я...» Потом ее увел Стас. Было несколько дней шока. И все забылось, как это обычно бывает, когда случается не с тобой. А помнят все только те люди, с которыми это произошло. И будут помнить всегда. Катя о своем не забыла, и Лада тоже не забудет. Но шок прошел. Она узнала от Стаса, что Ладу выписали из больницы и они поедут к родителям Сергея на море.

– А почему мы не ходили ее навещать?

– Она никого не хотела видеть. Сергея тоже.