— Я слушаю, — покорно сказала Мила, с ужасом вспоминая убогую комнатенку в таежной избушке и ситцевую рубашку.

— И если современный человек попадает не в свой круг, то у него возникают серьезные проблемы с самооценкой. Один старается стать незаметным. Другой начинает вести себя агрессивно. А третий и вовсе отказывается от собственной индивидуальности и пытается походить на доминирующий тип хотя бы внешне: меняет имя, красит волосы.

— Вы имеете в виду что-то конкретное?

— Я о вашей книге «Как стать Милой Миланской». Вам не кажется, что в обществе появилось огромное количество молодых девушек, которые восприняли вашу книгу как призыв к действию и предпринимают все возможные и невозможные усилия, чтобы быть на вас похожими?

— Меня повторить невозможно! Богу — богово, слесарю — слесарево, — произнесла она с пафосом.

— Ну-ну! Знаете, как назвала социальное неравенство незабвенная Марина Цветаева? «Два на миру у меня врага, два близнеца, неразрывно слитых: голод голодных — и сытость сытых!» В настоящее время благополучие немногочисленной элиты оттеняется низким уровнем жизни подавляющего большинства.

— Вот пусть большинство и трудится, зарабатывает себе на жизнь.

— Если раньше молодые люди проявляли стремление к творческой активности, хотели реализовать себя, то на сегодняшний день они нацелены лишь на потребление. И это благодаря вашей кипучей деятельности на телевидении.

— Молодежь смотрит то, что ей больше нравится.

— Смотреть-то она смотрит. Но догадывается ли, что является объектом махинаций и одурачивания ради вашей власти? Есть такое выражение «шизоидная культура». Так вот вы, Милочка, являетесь для меня представительницей этой культуры. Машины по оглуплению и одебиливанию молодых умов.

«Вот бы дядюшка удивился, узнав, что их взгляды с Владиславом Антоновичем так похожи», — подумала Мила, еле сдерживая зевок.

— Но вернемся к главному. Существует некто, кто сильно раскачивает лодку.

— Какую лодку? — не поняла Мила.

— Это же аллегория, голубушка. Ту, в которой мы все сидим. Или вам кажется, что лично вы сидите в другой лодке? Э нет, голуба моя. Мы все сидим в одной лодке, и ни у кого персональной нет. Так наш мир устроен, прекрасный и правильный.

— Я все равно не понимаю.

— Если кто-то, чтобы обратить на себя особое внимание, начинает слишком сильно раскачивать лодку, то есть вероятность, что лодка перевернется. И все мы, сидящие в ней, утонем. Так не лучше ли утопить того, кто больше всех старается обратить на себя внимание, подвергая риску остальных?

«Он, кажется, собирается меня утопить, — подумала Мила. — Славненькая получилась встреча!»

— И как же вы собираетесь его утопить?

— Элементарно. Камень на шею или ноги в тазик с цементом — и на дно.

Мила побледнела. Она вдруг вспомнила, что когда-то уже слышала эту фразу про тазик с цементом. И это было что-то очень важное, чему она тогда, по малолетству, не придала особого значения. Но теперь, когда снова услышала знакомую фразу, поняла, что непременно должна вспомнить все обстоятельства, при которых состоялся услышанный ею давным-давно разговор.

— Да что вы так побледнели, Милочка? Я же пошутил. Вот уж никак бы не подумал, что у столь крепкой барышни со стальными нервами так сильно разыграется воображение. Не переживайте. Есть более цивилизованные способы. Например, утопить в грязи, запутать в собственных махинациях.

— Опять аллегория?

— Опять. Куда же без нее в наше неспокойное время?

— Что-то голова закружилась. Наверное, от вина, — улыбнулась Мила.

— С такой бурной деятельностью по уничтожению высоких культурных ценностей и развращению доверчивой молодежи, когда совсем не остается времени даже на то, чтобы принять пищу, можно заработать не только язву желудка, но и что-нибудь посерьезней.

— Это — пулю в лоб, что ли? — Мила затравленно смотрела на собеседника.

— Ха-ха-ха! — весело рассмеялся Владислав Антонович. — Какая же вы, Милочка, шутница, однако! Насмешили старика до слез. Я о язве двенадцатиперстной кишки говорю. А на вас, Милочка, никто даже и пули тратить не станет.

— Потому что недостойна?

— Это вы о смерти, что ли? — снова рассмеялся Владислав Антонович. — Думаете, на миру и смерть красна? Потому и пулю признаете достойной для себя?

— Я совсем не то хотела сказать.

— А ведь вы невольно оказались правы, голубушка. Пуля вас сразу превратит из врага отечества и истинной культуры в национальную героиню, пострадавшую за правое дело. А этого допустить никак нельзя. Наоборот, вас нужно холить и лелеять. Знаете, что такое гармония? Это когда плохое уравновешивается хорошим. Так вот вы — наше плохое. И если вам до сих пор дают возможность заниматься так называемым творчеством, это значит, что вы пока нужны.

— Ах, какое облегчение! — не удержалась, чтобы не съязвить, Мила. — А если кто-то решит, что я уже не нужна, тогда — что?

— Лично для вас, Милочка, найдутся более деликатные способы, чтобы заставить успокоиться. Но с физическим устранением это никак не связано, вы уж мне поверьте.

— Спасибо и на этом!

— Да всегда — пожалуйста! Сегодня, Милочка, вы для нашего общества все равно что прививка. Делают же прививки от гриппа или, например, от бешенства. Вы — прививка от бешеной страсти молодежи к красивой и праздной жизни. Вы как вакцина, которая создает искусственный иммунитет. Сейчас общество проходит период иммунизации против инфекций западной и американизированной культуры. Так вот, Милочка, вы и есть наша прививка от безвкусицы и деградации. От распространения чуждой нашему обществу инфекционной заразы. Вы — лишь маленькая доля этой заразы, которая должна укрепить иммунитет общества.

— Хорошую же роль вы мне отвели! — недовольно воскликнула Мила.

— И здесь главное — чтобы общество не ошиблось с передозировкой. Или с определением — прививка вы или уже заболевание. Пока общество воспринимает вас как дозированную прививку, вы будете и дальше процветать. А если вдруг у общества от вашей бурной деятельности возникнут серьезные осложнения, вас немедленно признают заболеванием, оградят от всех и будут от вас избавляться… Лечить, одним словом.

— Вы уверены, что только лечить?

— Разумеется. Сейчас вы — наша большая головная боль. И все-таки я не сторонник тех, кто считает гильотину лучшим лекарством от головной боли… Хотя — смотря какая боль. Есть такая, что и головы не жалко.

— Какой вы, однако, кровожадный!

— Общество — все равно что лес, в котором всякого зверья должно быть в меру. Если, например, волков становится больше, чем это необходимо для санитарной очистки леса от больных и слабых, их начинают отстреливать.

— Так вы, значит, охотник, — предположила Мила.