Однажды, через две недели после того увольнения Мэддокса, мы пришли на пастбище и обнаружили, что ворота открыты и эму ушли. Мы побежали домой, и дядя Тинсли сказал, что утром служащие из энергетической компании освобождали провода от упавших веток и могли забыть запереть ворота. Лиз так расстроилась, что ее затрясло. Мы сели в машину, стали объезжать округу и вскоре увидели эму на поле для сенокоса, в миле от «Мэйнфилда».

Поле для сенокоса, принадлежавшее мистеру Монки, имело проволочное ограждение, но ворота были распахнуты. Лиз вышла и закрыла ворота, так что на время эму оказались в безопасности, но мы не знали, как доставить их домой. Мы смогли отвести их на большое пастбище у «Мэйнфилда», когда они были только в нескольких футах от ворот. Но невозможно было бы гнать их по дороге на большое расстояние – от поля для сенокоса до «Мэйнфилда». Даже с Тэйтором и его приятелями мы не сумели загнать эму в трейлер. У Лиз началась истерика.

– Мы должны связать птиц, – сказал дядя Тинсли.

Вечером он позвонил кузнецу Баду Хокинсу, у которого была лошадь, выступающая на родео, чтобы тот попытался поймать эму с помощью лассо. Бад обещал завтра приехать на поле. Дядя Тинсли велел нам позвать приятелей. Чем больше рук, тем лучше. На следующий день в школе я все рассказала Джо, и он сказал, что приведет друзей. Лиз пригласила своих новых подруг, приходивших на время ленча к мисс Джефферсон, но мы не знали наверняка, на сколько человек можно рассчитывать.

Когда мы приехали к полю, Бад Хокинс уже находился там, он выводил из своего трейлера крепкую лошадь. Эму с подозрением наблюдали за этим с противоположной стороны поля. Пока Бад садился на лошадь, на зеленом «Рамблере» приехала мисс Джарвис, она привезла нескольких учеников, в том числе Кеннета Дэниелса. Минуты через две появились тетя Эл с Эрлом, Джо с приятелями. Потом прибыли Рут, Ванесса, Летисия и пара черных спортсменов, одним из них был Башня.

Все смотрели, как Лиз направилась к Юджину, она несла миску с едой и большой кусок веревки с петлей. Поставила миску на землю и, когда Юджин начал клевать корм, надела ему через голову петлю, которая обвила его шею. Джо поднес Эрла, и мальчик погладил шею Юджина.

Бад погнал свою лошадь к Юнис. Когда она убегала от Бада, тот галопом скакал за ней, раскручивая лассо над головой. Несколько ребят бегали вокруг, пытаясь ему помочь, Кеннет размахивал своей черной пелериной, Башня вытягивал свои длинные руки, Рут и Летисия хлопали и подбадривали их.

Несмотря на раненую ногу, Юнис носилась по полю и кидалась в сторону каждый раз, как только Бад бросал лассо. После часа погони за Юнис Бад подъехал к забору. Он вспотел, от пота у него промокла рубашка, а спина лошади покрылась пеной.

– Есть хорошая новость – птица начинает уставать, – сказал он. – Есть и плохая новость – мы совершенно выдохлись.

Дядя Тинсли стоял, прислонившись к машине. Он сказал, что все должны пойти на поле, собраться около Юнис и потом, вытянув руки, встать в длинную шеренгу. Лиз повела Юджина через ворота на дорогу. А за Юнис выстроилась шеренга ребят, которые притрагивались к ней кончиками пальцев, и потому птица могла двигаться только вперед. И она медленно последовала за Юджином.

Все шло очень хорошо, пока мы не добрались до поля мистера Монки, где заканчивалось ограждение. Там Юнис занервничала и начала кидаться на проволоку загородки. Она пыталась протиснуться сквозь проволоку, но только до крови исцарапала спину. Сообразив, что Юнис уводят, Юджин тоже занервничал и стал так раскачиваться и дико шипеть, что Лиз сняла веревку с его шеи, и он, как и Юнис, принялся протискиваться сквозь ограждение и тоже ободрал спину.

Я чувствовала себя так, будто меня избили. Птицы снова бродили по тому же проклятому полю, и нам всем теперь нужно было все еще раз повторить. Странно, мы с Лиз были расстроены, а остальные веселились. Дядя Тинсли сиял и похлопывал людей по спинам, поздравлял их с прекрасной работой, дети гудели, свистели и колотили друг друга, наклоняли головы и взмахивали плечами, имитируя эму, когда мы при свете уходящего дня шли назад к машинам.

Теперь, когда стало теплее, я взяла за правило по субботам ездить на велосипеде к Уайеттам, чтобы пообщаться и получить яичницу с беконом. Лиз обычно ездила проверить эму. Мистер Монки сказал, что пусть уж эму остаются на его поле, пока мы не сообразим, как забрать их обратно. Сестра говорила, что поймать эму невозможно – нам не удастся перегнать их или перехитрить. Единственное, что мы могли делать, – дружить с ними и пытаться завоевать их доверие.

В субботу, в начале мая, я вошла в кухню Уайеттов и увидела, что тетя Эл сидит за столом рядом с Эрлом и пишет письмо Труману. Он объяснял, что старался быть оптимистом, но, несмотря на усилия военных США, война шла совсем не так, как об этом говорили генералы. Американцы пытались изменить ход войны, но вьетнамцы, казалось, этого не хотели, да и наркотики стали серьезной проблемой. Труман и его девушка Ким Ан, которая обучала на базе военнослужащих вьетнамскому языку, вели серьезные разговоры о браке. Но Ким Ан тревожилась о своей семье, ее отец тоже работал на американцев, и ей хотелось знать, смогла бы она привезти родителей и сестер в Штаты, если они с Труманом поженятся.

– Кларенса не радует эта идея, – добавила тетя Эл, – и я всегда думала, что Труман женится на местной девушке. Но я говорю ему, что, если он привезет домой Ким Ан, я переверну небеса и землю, чтобы только помочь здесь ее семье, потому что нет ничего более важного, чем семья. – Она свернула письмо и положила его в конверт. – Как насчет яичницы?

Когда я тостом вычищала тарелку, в кухню вошел Джо.

– Я собираюсь на свалку, – сказал он. – Хочешь пойти?

На свалку свозили всякие замечательные вещи, и Джо нравилось находить вещи, которые кто-то выбросил, а он мог бы починить. Можно было бы найти разбитую газонокосилку, проигрыватель, швейную машинку, принести домой, разобрать на части и снова собрать.

Свалка находилась на противоположной стороне реки. Мы шли через мост, Пес трусил за нами. Был ясный, но ветреный весенний день, по небу плыли большие, плоские облака.

– Что ты думаешь о новостях от Трумана? – спросила я.

– О войне или о вьетнамской девушке?

– И о том, и о другом.

– Труман умница, – произнес Джо. – Ты никогда не выиграешь пари с Труманом. Если он говорит, что война идет плохо, значит, война идет плохо, и мне неважно, что считает папа.

Мы дошли до дальнего конца моста.

– Значит ли это, что ты не будешь поступать на военную службу? – спросила я.

– Совсем не значит. – Джо поднял плоский камушек и бросил его в реку. – Не перестают воевать потому, что начинают проигрывать. – Он обернулся. – Если Труман выберется оттуда и захочет привезти с собой эту девушку и ее семью, я не стану возражать. Восточные женщины симпатичные. Роджер Брам вернулся со службы женатым на филиппинской девчонке. И у них симпатичные ребятишки.