– Может, почистить уже? – заметила Виктория.

– Выцветет, – веско ответила Калерия.

– Уксусу добавь и не выцветет, – Ниночка мыла картошку, еще сырую, но и для нее была приготовлена кастрюля.

– Кислая станет, – возразила Калерия.

Владимира возилась с морковкой, которая уже успела подвять, да и была неказистою, кривоватой и мелкой, каждая морковина – с детский пальчик. Сварится быстро, но чистить замучаешься. Перед Астрой же поставили миску с куриными яйцами, которые требовалось освободить от скорлупы и, желательно, аккуратно, потому как ладно салаты, но Калерия их и фаршировать собиралась.

– Ты с толстого бока бей, – посоветовала Ниночка и фыркнула. – А Эвелинка опять от работы бегает. Белоручка…

– У нее спектакль.

– Ага, – Ниночка плюхнула картофелину в кастрюлю. – У нее по жизни то спектакль, то концерт…

– Девочки, не ссорьтесь, – Антонина нарезала колбасу.

Нож в хрупкой ее ручке двигался будто бы сам собою, и на доску ложились тончайшие полупрозрачные ломтики колбасы. Астра с тоской подумала, что у нее так точно не выйдет.

– А кто ссорится? Я ж так… все равно от нее пользы, что с козла молока, – Ниночка пожала плечами и поинтересовалась. – Со шпротами будем делать?

– Будем, – сказала Калерия.

Астра же вздохнула.

И нерешительно тюкнула тупым концом яйца о стол. Работу ей дали несложную, но что-то да подсказывало, что и с нею справиться будет непросто. Нет, она, конечно, может сослаться на занятость и то, что нужна детям, но это будет неправдой. И хуже, что все-то знают, что дети прекрасно обходятся без Астры. Сидят себе в комнате, играют с лоскутками, нитками и прочими сокровищами, которых набралось две коробки.

Святослав…

…был у себя и вполне здоров. То есть, не совсем, чтобы совсем уж здоров, к понятию абсолютного здоровья Астра относилась со свойственным многим врачам скепсисом, но всяко достаточно здоров, чтобы самому о себе позаботиться. Правда, пока его забота выглядела как игра с детьми, но…

На поправку он пошел сразу и резко, будто переломив в себе то нежелание возвращаться, которое, собственно и мешало.

Усталость не ушла.

Она таяла, пусть медленно, но все-таки таяла. И совсем уже не выглядела смертельною.

…только спала Астра по-прежнему с ним.

Во-первых, ее кровать не настолько велика, чтобы хватило места для троих. Во-вторых… странно, но там, рядом с магом, ей было спокойнее. В-третьих… в-третьих, собственно, кому какое дело?

– Резать кубиками? – уточнила Владимира, выхватывая очищенное яйцо из рук Астры.

– А то как еще?

– А маринованных огурцов есть у кого? – поинтересовалась Ниночка. – И торт…

– Лешенька обещал принести, – пролепетала Тонечка, но как-то неуверенно, будто до конца не решив, стоит ли ей возвращать прежнюю маску.

– Илья тоже… – поддержала Виктория.

– Как и Мишка, – Владимира стукнула ножом по доске, разрубая яйцо пополам. – Если все принесут…

– Это ж мужики, – Ниночка пожала плечиками. – Хорошо, если хоть кто-нибудь да вспомнит.

Она выпятила губу и вздохнула, сказав:

– Послать бы их всех и подальше…

– Так уж и всех?

– Живописца этого так точно… пристал, что банный лист… – она отправила картофель в кипящую воду и поспешно закрыла кастрюлю крышкой. – Муза ему нужна… вдохновение… ага, сейчас. Возьму и поверю…

Ниночка помахала рукой над кастрюлею.

– Вот что в тебе такого, что ты всем нужна? – поинтересовалась она, глядя на Астру. – Да не дергайся, Боги милосердные… что ты дрожишь постоянно-то?

– Ниночка!

– Что? Я уже сколько лет, как Ниночка… нельзя людей бояться. Сожрут. А она не понимает. Бестолковая.

Астра вздохнула. И вправду бестолковая.

Только не бояться не выходит.

– Это да… – задумчиво отозвалась Антонина. – Батон маслом мазать или так шпроты положить?

– Маслом, – Калерия подбросила дров в печурку. – А то размокнут, пропитавшись. Ниночка права. Люди, они разные бывают. Есть и добрые, и злые, и равнодушные, и такие, которые чуют, на ком можно отыграться за собственные беды. Подловатые, но… бояться не надобно.

Она аккуратно прикрыла дверцу, пошерудив в плите кочергой.

– Мой замуж зовет, – призналась вдруг Владимира, стянув со стола корочку батона, от которой отщипнула крошечку и в рот отправила. – Уговаривает бросить тут все и уехать…

– Куда? – Виктория помрачнела.

– В Ленинград. Обещает устроить там…

– В библиотеку?

– В научную.

– А ты?

– А я и не знаю, – она вздохнула. – Странно так… его вижу, прямо земля из-под ног уходит, сердце из груди рвется, на все готова, лишь бы с ним рядом. А домой вернусь и отпускает, что ли? И вроде понимаю, что глупо все это, что кому я там, в Ленинграде этом, нужна? Но и тут… до конца жизни одну комнату делить?

– Мы в очереди на расселение, – Виктория вытерла пальцы о фартук.

– Очередь… когда она еще дойдет, да и… не расселят. Будь ты замужем или я, или чтобы вон дети, тогда да. Иногда вот думаю, может, лечь с ним разок и забеременеть? Ладно, если уедет, то и бездна с ним, – Владимира присела на край стола. – Зато у меня ребеночек будет…

– Надумаешь, зелье дам, чтобы точно, – сказала Ниночка, глядя с этакой жалостью. – Но тебе хоть предлагают… а мой Гришка… дурак дураком… ходить продолжает, цветочки носит, смотрит этак, как дитенок на конфету, лепечет что-то про любовь свою. Только этой любови не хватает, чтоб поперек маменькиного слова пойти. Эх, девоньки… а может, ну их всех?

– Не получится, – Антонина разобралась с колбасой. – Не отстанут.

– Думаешь?

– Уверена, – она подняла ломтик и покрутила, проверяя толщину. – Так не бывает, чтобы… им дивы нужны.

– Всем? – в голосе Виктории слышалось сомнение. Астра же подумала, что, возможно, следовало бы принять предложение Анатолия Львовича и уехать.

– Могу ошибаться, но… сами посмотрите. Кто достался Ниночке? Художник. Живописец. И не просто какой-то там, но талантливый и признанный. Член Союза художников, а значит, зарабатывает он изрядно. Квартирку имеет, дачу, может, даже в Крыму. Доступ к спецраспределителю опять же…

– Хочешь сказать, я корыстолюбивая?

– А то, – Антонина усмехнулась. – Хотя скорее уж расчетливая, и это нормально.

Остатки Тонечки, которая о деньгах и вслух упоминать стеснялась, будто бы было в этом слове нечто до крайности неприличное, исчезли.

– Останься ты прежней, разве упустила бы подобный шанс? Тем более он не женат, а значит, можно претендовать на нечто большее, чем жалкая роль любовницы.