Алекс отвернулся от окна. Его жизнь скоро изменится. И может быть, если он сделает решительное усилие, он сможет оставить прошлое в прошлом. Начиная с сегодняшнего вечера. Он заказал столик в ресторане-башне на крыше Музея Шотландии. Он поведет туда Линн вместо того, чтобы мрачно томиться дома.

Едва он протянул руку к телефону, как тот зазвонил. Ошеломленный Алекс какое-то мгновенье тупо смотрел на него, потом снял трубку:

— Алекс Джилби слушает.

Понадобилось еще какое-то время, чтобы связать голос на другом конце линии с его обладателем. Не то чтобы совсем незнакомым — но, по крайней, мере от этого человека он никак не мог ждать звонка именно сейчас.

— Алекс, это Пол. Пол Мартин.

Узнать голос было трудно еще и потому, что говоривший был явно очень взволнован.

Пол. Пол — друг Зигги. Физик, специалист в области элементарных частиц, или как их там, мужчина с ладной фигурой квотербека. Человек, который последние десять лет был для Зигги светом в окошке.

— Хай, Пол. Вот так сюрприз.

— Алекс. Я не знаю, как сказать… — Голос Пола дрогнул. — У меня плохие новости.

— Зигги?

— Он умер, Алекс. Зигги мертв.

Алекс потряс телефонную трубку, словно какая-то механическая поломка исказила слова Пола.

— Нет, — произнес он. — Нет. Это какая-то ошибка.

— Хотел бы я, чтобы это было так, — проговорил Пол. — Никакой ошибки, Алекс. Дом… Ночью в нем случился пожар. Он сгорел дотла. Мой Зигги… он погиб.

Алекс тупо уставился в стену невидящим взглядом. В мозгу крутилась бессмысленная фраза: «Зигги играет на гитаре».

Нет, больше не играет.

Джеймс Лоусон, проведя полдня за визированием кучи документов — ставя дату и инициалы вверху каждой первой страницы, — ухитрился совершенно не думать об их содержании. А потом он наткнулся на заявку констебля Паратки с просьбой разрешить проведение анализа ДНК вновь выявленного подозреваемого по одному из старых дел. Сработало сочетание даты и рапорта о нераскрытом преступлении, и все вдруг встало на место. Причем избежать осознания этого было невозможно. Сегодня исполнялась двадцать пятая годовщина смерти Рози Дафф.

Он задумался, как справится с этим Грэм Макфэдьен, и воспоминание об их неприятном разговоре заставило Лоусона заерзать в кресле. Поначалу он ощутил недоверие. В ходе следствия о смерти Рози Дафф ни о каком ребенке не было и речи. Ни друзья, ни родные даже не намекнули о существовании подобного секрета. Однако Макфэдьен твердо стоял на своем.

— Вы должны были знать о том, что у нее был ребенок, — настаивал он. — Наверняка патологоанатом должен был заметить это при вскрытии.

Память Лоусона тут же услужливо вытащила из своих глубин шаркающую фигуру доктора Кеннета Фрезера. Ко времени убийства он уже почти отошел от дел, и от него чаще пахло не формалином, а виски. Большая часть работы, которую ему пришлось проделать за долгую и успешную карьеру, была простой и ясной, и опыта вскрытия жертв убийств у него было мало. Лоусон вспомнил, как Барни Макленнан размышлял вслух, не пригласить ли кого-нибудь опытнее.

— Нет, этого замечено не было, — произнес он, не вдаваясь в подробности.

— Невероятно, — сказал Макфэдьен.

— Может быть, этого не заметили из-за раны.

— Что же, такое возможно, — с сомнением в голосе согласился Макфэдьен. — Я полагал, что вы знали о моем существовании, но не смогли меня отыскать. Я всегда знал, что меня усыновили, — продолжал он, — но считал, что будет несправедливо по отношению к моим приемным родителям начать поиски матери, которая меня родила, при их жизни. Отец мой умер три года назад, а мать… в общем, она в приюте. У нее болезнь Альцгеймера. Она все равно что умерла для таких переживаний. Так что несколько месяцев назад я начал наводить справки. — Он вышел из комнаты, но скоро вернулся с синей картонной папкой в руках. — Вот тут все, — сказал он, протягивая ее Лоусону.

Полицейский почувствовал себя так, словно ему вручили бутылку с нитроглицерином. Подавив легкое отвращение, которого сам не мог понять, он открыл папку. Документы внутри нее были сложены в хронологическом порядке. Первым шел запрос Макфэдьена. Лоусон стал просматривать листки, ухватывая суть каждого. Он наткнулся на свидетельство о рождении и остановился. Там, в графе, отведенной для имени матери, он прочитал знакомое имя: Розмари Маргарет Дафф. Дата рождения — 25 мая 1959 года. Занятие матери — «не работает». Там, где должно было находиться имя отца, бросалось в глаза, как алая буква на платье пуританки: «неизвестен». Но адрес проживания матери был совершенно незнакомый.

Лоусон поднял глаза. Макфэдьен сжимал ручки кресла так сильно, что побелели костяшки пальцев.

— Почему Ливингстоун-Хаус, Сэлайн? — спросил он.

— Там все написано. Это родильный приют Шотландской церкви, куда направляли рожать молодых женщин, попавших в беду. Теперь это детский дом, но раньше туда отсылали девушек, чтобы скрыть их позор от соседей. Мне удалось отыскать женщину, которая тогда возглавляла это заведение. Айна Драйбург. Сейчас ей за семьдесят, но она сохранила остроту ума. Я был удивлен, с какой охотой она со мной разговаривала. Я думал, это окажется труднее. Но она заявила, что прошло уже очень много лет и теперь это никому уже не сможет повредить. Ее философия — «Пусть мертвые хоронят своих мертвецов».

— Что она вам рассказала? — Лоусон подался вперед, стремясь услышать тайну, чудесным образом ускользнувшую от внимания полиции при тщательнейшем расследовании убийства.

Теперь, когда молодой человек поверил, что его принимают всерьез, он слегка расслабился.

— Рози забеременела в пятнадцать лет. Когда срок был три месяца, ей хватило храбрости признаться в этом матери. Мать действовала быстро. Она отправилась к священнику, а тот связал ее с Ливингстон-Хаусом. На следующее утро миссис Дафф села на автобус и поехала повидать миссис Драйбург. Та согласилась принять Рози и предложила миссис Дафф распустить слух, что Рози отправилась к родственнице, которая ложится на операцию и нуждается в помощнице, чтобы вести домашнее хозяйство и присматривать за детьми. В конце недели Рози уехала из Страткиннесса и явилась в Сэлайн. Там она провела под присмотром, миссис Драйбург оставшиеся месяцы беременности. — Макфэдьен нервно сглотнул. — Она никогда не держала меня на руках. Никогда меня не видела. У нее была фотография… и все. В то время все делалось иначе. Меня забрали и в тот же день передали приемным родителям. А через неделю после родов Рози вернулась назад в Страткиннесс, будто ничего не случилось. Миссис Драйбург сказала, что в следующий раз она услышала имя Рози в теленовостях. — Он коротко выдохнул. — А потом она мне рассказала, что моя мать мертва уже двадцать пять лет. Убита. И никто за это не был наказан. Я не знал, что мне делать. Я хотел связаться с остальными родственниками. Мне удалось узнать, что и деда, и бабушки моей уже нет в живых. Но вроде бы у меня имеются два дяди.