Среди мастеровых с завода есть люди, служившие раньше на флоте сигнальщиками, по части же навигации соображаем мы с Игнатом – он всерьез собирается учиться на капитана – заставал я его за чтением профильной литературы. Еще один из инженеров спешно листает учебник. Парень толковый, надеюсь, разберется. Очень не хочется шторма – разнесет нашу маскировку, что делать будем? Нет, пройти Босфор в подводном положении я, в принципе, могу. Но вот стоит ли это делать? И вообще, по части штурманского обеспечения мы в значительной степени полагаемся на береговые ориентиры, на свой здравый смысл и, естественно, штудируем лоции.

По договоренности с турецкой стороной имеем право проходить их воды беспрепятственно и не должны подвергаться досмотру, если не заходим ни в какой порт. На это и сделал я расчет. Нам бы миновать узости и оказаться в Эгейском море… а там – видно будет.

Хмурое небо в июне – недобрый признак. Как бы не разгулялась непогода.

Я разбил команду на вахты. Непосредственно для управления нашим кораблем достаточно одного человека. Второй нужен на посылках для присмотра за оборудованием. При работе турбины – следить за температурой и менять поступление топлива и воздуха. Если идет зарядка аккумуляторов – присматривать за концентрацией водорода, плотностью электролита и напряжением. Под водой – контролировать содержание в воздухе кислорода и углекислоты.

Третий – внешнее наблюдение, сверка магнитного компаса наверху с гирокомпасом рулевого. Он, собственно, и командует всем. Под водой у него перископ и прослушивание воды. Я ведь так и не сделал нормальной акустической аппаратуры – не придумал, как усилить сигнал.

Меняются вахты. Волнение в три балла покачивает лодку. Мы сейчас глубоковато осели, поэтому корпус стремится выпрямиться быстрее, чем хотелось бы. Если не поберечься – можно приложится выступающей частью тела об твердое и угловатое, какового у нас более чем достаточно. «Танковые» шлемы, наколенники, налокотники – это отнюдь не лишние детали туалета. Их выкройки начертаны кровью из многочисленных ссадин мастеровых, работавших во внутренних помещениях при постройке ныряльщика.

Горизонт чист. Кок готовит борщ. Пока хлеб не превратился в сухари – обедаем по-человечески. Кастрюля с плиты не съедет – закреплена. Крышка не улетит – привинчена. Варево через край не выплеснется – его в емкости меньше половины. А вот второе блюдо будет только на ужин – не выходит у нас трех блюд. Да и два не каждый раз получаются.

Выбираюсь наверх. Свинцовое небо. Свинцовые волны. Ветер влажный, неприветливый. Но не крепчает. След за кормой ровный, значит, рулевой в тонусе.

* * *

Море да море вокруг. По всем расчетам впереди уже должен показаться берег, а его все нет и нет. Лаг врет, завышая показания? Или встречное течение сносит нас назад? Судя по тому, что нам известно, ничего подобного быть не должно – и аппаратуру мы выверили, и ни в одном справочнике по Черному морю ничего о течении подобной силы не поминалось. Вообще, в этой относительно небольшой акватории перемещение водных масс имеет преимущественно локальный и переменчивый характер. Ну, там, куда-то чего-то нагнало штормом, а потом оно обратно вытекает. Или, тот же ветер согнал воду какому-то боку. Кто дул на блюдце с чаем – меня поймет.

Хорошо, что ночью видимость сохраняется. Яркий свет полной луны в рассеянном виде проникает сквозь толщу облаков, и, по крайней мере, на полкилометра волнистая гладь различима для привыкших к мраку глаз. Мы несем все положенные ходовые огни, но свет их не падает на то место, где стоит вахтенный – я об этом специально позаботился, когда их устраивал. Поэтому зрение сигнальщика не притупляется. Но суши впереди все-таки нет.

И вот в предрассветных сумерках что-то более плотное, чем просто мгла, явственно обозначилось впереди. Сразу легли в дрейф, отчего качка заметно усилилась. Ждем, когда рассеется редкий туман, скрывающий перспективу, и станет по-настоящему светло.

Обычно на военных кораблях после побудки команда прибирается, наводя повсюду чистоту и порядок. На ныряльщике шваброй размахивать негде. Собственно, палуба достаточно широка – внешне корпус подводной лодки по обводам и сечению приближается к формам обычного судна – ему ведь предстоит основную часть времени проводить на поверхности, так что заваливать борта, подставляя палубу под разгул даже самых небольших волн нет никакого смысла. Тем не менее она объективно узка, да и занята горбылем, имитирующим верхние части бревен.

Зато у членов команды масса проверок в своих заведованиях. Скажем, измеритель концентрации водорода в аккумуляторных ямах – чтобы им воспользоваться, надо последовательно сбалансировать три стрелки, и потом, считав положения двух рукояток, найти в таблице значение, соответствующее пересечению этих цифр. Отняв от него число, на котором остановилась первая ручка, можно убедиться в том, что искомое при данной чувствительности не обнаруживается.

Если кто-то думает, будто созданная мной аппаратура выдает на табло готовую цифру, то это заблуждение. Я вынужден использовать методики, найденные когда-то пытливыми экспериментаторами, на ощупь собиравшими крупицы фактического материала.

Парень, обслуживающий эту технику, имеет за плечами и университет, и работу в исследовательской лаборатории, и участие в разработке и доводке данных образцов. За что товарищи, несмотря на его молодость, уважительно называют этого относительно молодого человека Карловичем.

Тем временем туманная дымка истаяла, и все, кто хаживал по Черному морю, по очереди были приглашены наверх, дабы осмотреть и опознать берег. Ни одной версии о том, куда мы приплыли, уверенно высказано не было. После чего ваш покорный слуга, Игнат и Карлович взялись за секстант, таблицы и расчеты – солнце появилось из-за облаков. Сравнение результатов и последовательное отыскание точек с определенными после долгих трудов координатами заслали нас в Каппадокию, Валахию и к Трапезунду. Только последний пункт, заслуга сына, попадал в акваторию Черного моря, но направление, в котором находился берег, ставило под сомнение и этот результат.

Впору выбираться на сушу, идти в ближайшее селение и спрашивать дорогу. Такое впечатление, что штурманы, когда изучают свое ремесло, уделяют немало внимания оккультным наукам и освоению опыта тунгусских шаманов. У нас чисто научно ничего не получилось.

Куда податься? Вариант с уточнением маршрута по результатам консультации с местным населением оказался нереализованным из-за банального отсутствия плавсредств на корабле. Нет у нас даже самой маленькой лодочки. Я крепко лопухнулся – не задумался насчет надувнушки.

Члены команды уже примеряются к «декорациям», прикидывая, из чего сколотить плот. Двое прикипели взглядами к берегу, соображая, насколько близко удастся подвести корабль, а я отдаю распоряжение продолжить движение вправо, держа сушу по левую руку. Если ошибся – к вечеру это выяснится, потому что упремся.

Идем. Волнение два балла – не качает. Солнышко, чайки, встречные суда и попутные. Сближаться с ними резону нет, а то бутафория наша с близкого расстояния никого не обманет. Наоборот, только вызовет подозрения и приведет к распространению ненужных слухов. Сашка Клемин вскоре доложил, что определенно сейчас ныряльщик бежит к Босфору с востока. Мы в этих водах в свое время немало проболтались, вот он и признал береговые приметы. Опять началось паломничество наверх, и собравшийся консилиум поставленный диагноз подтвердил.