Сказал это и понял, что, пожалуй, излишне оптимистично смотрю на перспективы и свои, и этих добровольно вызвавшихся на опасное и где-то даже безнадежное дело бойцов.

В общем, взяв автомат на изготовку, я спрыгнул с брони и, проваливаясь в снег на обочине дороги, пошел вперед, вслед за Смирновым, стараясь попадать своими подошвами в оставляемые им следы.

Можно сказать, что мы так крались.

Пейзаж был однообразен – снег и елки, за которыми особо ничего не было видно. Однако шагов через пятьдесят в месте, где дорога слегка поворачивала, Смирнов остановился и поднял руку. Правильно поняв этот интернациональный жест, я тоже замер на месте, в нескольких шагах за его спиной.

– Ну и что там? – спросил я, стараясь говорить как можно тише.

– Левее и дальше, за деревьями, больше десяти человек с оружием. И судя по большим массам металла, у них там два ручных пулемета или что-то похожее.

Услышав это, я коснулся перчаткой пластыря «СНА» и кое-что увидел сам. Да, штук восемь-девять одиночных красных силуэтов и две группки, одна из трех, другая из двух человек. Получается – стрелковое отделение при двух «ручняках». И, что самое поганое, чисто визуально, то есть без «спецсредств» весь этот «комитет по встрече» было вообще не видно. Видимо, из-за белых маскхалатов. Н-да, на сей раз все выглядело куда серьезнее. Я бы вообще предпочел не встревать ни в какие бои и перестрелки, но, увы, другой «дороги в рай» (ну или в ад, по обстоятельствам) здесь не было.

– Ну что – вызываем огонь на себя? – сказал я, стараясь сохранять бравый тон. Получилось это у меня, увы, плохо.

– Вы бейте короткими очередями, но не концентрируйтесь на одной мишени, старайтесь их отвлекать, – сказал Кюнст, кажется, вполне понимая мою невеликую ценность как стрелка. – А я буду работать прицельно.

– Хорошо, – ответил я. А что я еще мог сказать? Единственной радостью было то, что финны до сего момента нас, похоже, тоже не видели.

Потом мы, шагая все так же, след в след, продвинулись еще метров на десять-пятнадцать, после чего Смирнов молча кивнул мне на поваленное (видимо, очень давно), присыпанное снегом дерево.

Правильно поняв сей намек, я залег за него, а Кюнст ушел в сторону, встав за стволом толстой ели. И едва он поднял винтовку к плечу, раздалось два выстрела из его СВТ. И, похоже на то, он сразу же выбил двоих. Я пустил пару коротких очередей из автомата, но тут за точность поручиться было сложно.

Сразу же на нас обрушился разномастный грохот, свойственный стрельбе в тихом месте, каким в данном случае был лес с его неизбежным эхом. Сначала барабанные перепонки глохнут, но потом ты помаленьку начинаешь улавливать и отдельные оттенки шумов, когда автоматную трескотню забивают отрывистые бабахи винтовок. Музыка боя, блин. С веток лениво сыпался снег. Различая тусклые вспышки автоматного огня (выстрел из винтовки в таких декорациях менее заметен), я с самого начала ожидал чего-то большего, но, тем не менее, невольно дернулся, когда наконец по нас спустя какие-то секунды гулко замолотил и ручной пулемет, чьи пули отшибали большие куски коры от древесных стволов. Целились пулеметчики в основном по Кюнсту, но он (я даже не успел заметить, когда именно) умудрился мгновенно переместиться за другое дерево. И, судя по звуку, финский пулемет был трофейным ДП. Вот же суки… А вот второй финский расчет молчал, явно чего-то выжидая. Или это то, что я думаю, или… Черт, если это не пулемет, я не успею никого предупредить! Херов стратег… Научился Вася дружить с девайсом, но не со своей головою.

В общем, по-плохому все и вышло. Как и было заранее договорено. Заслышав стрельбу, танкисты рванули вперед – шум мотора и лязг гусениц начали приближаться. А через пару минут на дороге появился знакомый Т‐37, непрерывно стреляя из единственного башенного пулемета в сторону деревьев, за которыми прятались финны. Как и можно было предположить – длинными очередями и неточно.

– Бац! – раздался в хаосе перестрелки новый звук, разом забивший все остальные выстрелы.

Мощная вспышка выстрела – и облако снега поднялось там, где был второй, упорно молчавший финский расчет. Так вот чего они ждали – достойной цели для своего «бахала». И при появлении танка проснулись-таки. Я пустил короткую очередь в ту сторону, не очень надеясь на особый эффект – в древесный ствол, за которым я прятался, одна за другой впивались пули, сильно мешая целиться.

Как мне показалось (не уверен что это было именно так), после этого первого выстрела был звук, похожий на тот, что бывает, если в пустую железную бочку метнуть со всей силы камешек. Танк мотнуло и повело в сторону, он выскочил из колеи и, съехав на обочину дороги, остановился.

– Бац! – ударило во второй раз. И финны снова не промазали (а чего им мазать при стрельбе фактически в упор?).

И после этого повторного попадания звук мотора остановившегося Т‐37 обрезало на высокой ноте, а потом, откуда-то из нутра танка, потянулась струйка быстро темнеющего дыма. Вот теперь они его на сто процентов подбили. Не иначе, бак продырявили.

Н-да, мои опасения полностью подтвердились – второй расчет был вовсе не пулеметный. Это несомненно ПТР. Называется – угадал. Интересно только, почему Кюнст не смог определить точнее? А хотя как по весу или количеству металла возможно отличить противотанковое ружье от ручного пулемета (при том что весят они в общем-то одинаково), да еще на расстоянии? Так что зря это я на него батон крошу.

Остальные финские стрелки и автоматчики, явно обрадованные таким оборотом дела, перенесли огонь с нас на сползший с дороги Т‐37, который упорно огрызался из ДТ, но дым из его моторного становился все более густым и темным.

Смирнов, воспользовавшись ситуацией, выстрелил три раза, в этот раз точно убив пару финнов, – стреляющих стало меньше.

– Эй! Танкисты! С машины! – заорал я во всю мощь легких, обращаясь к экипажу горящего «поплавка» и стараясь перекричать пальбу.

То ли они услышали меня не сразу, то ли им еще чего помешало, но какое-то время прекративший огонь плавающий танк продолжал ловить пулевые рикошеты. Финские бронебойщики больше не стреляли, явно приберегая дорогостоящий боезапас.

Наконец откинулась крышка люка мехвода Т‐37 (его башенный люк был открыт всегда), и, несмотря на звонко бившие по броне пули, наружу полез механик-водитель, в ватнике и ребристом шлеме. Двигался он без должного проворства, держа в правой руке «наган». Оказавшись на броне, он даже пару раз пальнул из него в сторону финнов, но хрен ли толку от такой стрельбы? Пока он вылезал, Воздвиженский возился внутри башни, вынимая из шаровой установки ДТ, а я выпустил по финнам еще пару коротких очередей.

В момент, когда мехвод слезал с брони на снег, по танку из-за деревьев хлестанула пулеметная очередь, от которой он рухнул на снег и замер лицом вниз в неудобной позе, а пристегнутый вытяжным ремешком к кобуре на его поясе «наган» вылетел из руки. Кажется, убит.

Из башенного люка наконец полез Воздвиженский, в сдвинутом на затылок шлеме и расстегнутом чуть ли не до пупа ватнике. В одной руке – ДТ, в другой вещмешок с чем-то цилиндрическим, на первый взгляд похожим на консервные банки. Неужто каких-нибудь бычков в томате натырил? Интересно – где? Однако в ту же секунду я понял, что в мешке у него были вовсе не консервные банки, а несколько запасных дисков к ДТ.