Однако я все-таки с трудом затолкал револьвер и горсть извлеченных из поясных подсумков убитого патронов для него в тот же левый карман своей шинели. Не выкидывать же…

Может, все-таки попробовать предъявить кому надо труп этого англичанина? А с другой стороны – а чем можно доказать, что это именно англичанин?

В этот момент ко мне подобрался пригнувшийся Смирнов, предварительно осмотревший лежавшие за деревьями финские трупы и позаимствовавший где-то там два автомата «суоми» и пару запасных дисков к ним. Его перемещения вполне грамотно прикрывал короткими очередями пулемет с тарахтевшего на холостых оборотах пикапа.

– Бери ПТР, – приказал я ему. – А я попробую вытащить этого покойника.

С некоторым недоумением на лице Смирнов послушно подхватил и потащил ружье (а в нем, ежели с магазином, килограммов семнадцать живого веса) и ящик с патронами к нему в сторону пикапа и извергающего дым подбитого танка.

Глядя на два болтающихся на ремнях за его спиной финских автомата, я схватил покойника за шиворот, развернул и волоком потянул к дороге. Но спустя пару минут я вдруг понял, что ситуация вокруг вдруг кардинально изменилась, причем, увы, не в нашу пользу – выдаваемая в моих глазах картинка «СНА» буквально покраснела. Из леса к дороге, грамотно прячась за деревьями, двигались финны в белых маскхалатах. И я насчитал больше тридцати силуэтов.

Как говорят в таких случаях – это все, звиздец.

Времени у всех нас практически не было, поскольку через какие-то секунды приближающиеся финны открыли по нам такой плотный огонь, что мне осталось только упасть на снег, укрывшись за предположительно английским покойником, которого я успел примостить в полусидячем положении у какой-то кочки.

Выставив из-за спины жмура автоматный ствол, я констатировал, что те, кто сидел в придорожной засаде на нас, таки дождались подкрепления. Вот зачем они отходили. Ну да, это лучше, чем минометный обстрел, но хуже, чем обычная ретирада.

Я обернулся и увидел зрелище практически в стиле фильма «Бонни и Клайд». Финские автоматные очереди дырявили капот, торпедо, радиатор и ветровое стекло пикапа, в заодно и несчастного водителя «ГАЗ‐4», который в этой суматохе не успел выскочить из-за баранки, так и оставшись внутри. Количество пробоин в осевшем на пробитые передние колеса, разом задымившем и запарившем пробитым радиатором пикапе (и особенно многочисленные дыры с длинными, паутинообразными трещинами по краям в стекле кабины) живо напомнили игровые кинокартинки Чикаго времен «сухого закона». Пулеметчик и его напарник, видя такой оборот, все-таки успели сигануть из кузова «Газика» в придорожный снег.

Воздвиженский, высунувшись из-за танковой гусеницы, начал палить из своего ДТ по финским автоматчикам и, кажется, не без пользы (может, даже в кого-то попал). Во всяком случае, если верить тому, что показывал «СНА», еще не дойдя до дороги, финны предпочли залечь. Однако горячие дети холодной страны словно с цепи сорвались – их автоматный и винтовочный огонь был почти непрерывным (что совершенно не в стиле этих «метких стрелков», мы их явно разозлили), хотя нас они видели плохо и конкретно по мне стреляли мало. Либо не хотели повредить труп дорогого союзничка, либо хотели взять меня живьем.

В продырявленном пикапе с шумом рванул бензин, и машина загорелась.

В этот самый момент ко мне снова перебежал Смирнов, пару раз выстрелив на ходу из СВТ и, кажется, даже в кого-то попав.

– Бросьте вы его! – кратко сформулировал он мысль, которая в последние минуты одолевала и меня самого.

Раз они так хотят этого жмура – ради бога. Некрофилово отродье.

Оставив в покое остывшее тело, чужака, я вслед за Кюнстом рванул к дороге, стараясь пригибаться как можно ниже. Этому изрядно мешали набитые разнообразным железом карманы шинели. Именно во время нашего перемещения к ДТ присоединился еще и ДП. То ли от огня сразу двух пулеметов, то ли от того, что я наконец кинул усопшего представителя британской короны, наши злобные оппоненты несколько умерили пыл и предпочли укрыться. Поэтому мы смогли добежать до подбитого транспорта, не получив в спину ни одной «маслины», хотя, по идее, вполне могли.

Упав в снег возле гусеницы Т‐37, я первым делом пустил в сторону финнов короткую очередь из ППД. Выплюнув пару патронов, автомат безнадежно лязгнул – диск кончился, под луной ничто не вечно. Достав из подсумка на поясе сменный барабан и затолкав на его место опустевший, я очень кстати вспомнил, что он у меня, вообще-то, один. Если так пойдет дальше – как бы не пришлось палить из трофейного «Суоми», «нагана», «ТТ», а потом лезть еще и в рукопашную с каким-нибудь гипотетическим консервным ножом, как тому майору Гаврилову в Брестской крепости.

Пока я раздумывал об этом, финский огонь плотнее не становился. По-моему, некоторые вражеские стрелки и автоматчики явно подползли поближе к дороге, но лезть в атаку не стремились и из-за деревьев особо не высовывались, стараясь не подставляться под наши пули. Похоже, убийственно точная стрельба Кюнста заставила их задуматься о том, стоит ли эта игра свеч.

В общем, мы лежали на усыпанном остывающими стреляными гильзами грязном снегу за подбитым танком, нас, почти как в песне, осталось только пятеро (слава богу, что не пятеро из восемнадцати), при двух ручных пулеметах, плюс ППД, СВТ и мосинская винтовка. Патроны пока были, по крайней мере, и к ДТ, и к ДП имелось по три-четыре диска. То есть какое-то время мы могли продержаться, но без малейших перспектив куда-то сдвинуться. Конечно, можно было отойти в лес за нашей спиной, где, судя по выдаваемой «СНА» картинке, пока никого не было. Но я понимал, что по снегу метровой глубины мы не уйдем далеко – обнаружив, что мы отступили, финны тупо пойдут по нашим следам и неизбежно нас догонят. И, самое главное, я так и не мог внятно ответить сам себе на вопрос – стоила ли вообще эта недолгая поездочка с вполне предсказуемым результатом двух человеческих жизней и подбитой техники? Хотя не уверен, что красные командиры того времени о чем-то таком всерьез задумывались.

Пару раз мне даже казалось, что я слышу гудение авиационных моторов, но, поскольку ничьих самолетов в небе не было, решил, что померещилось.

– Все целы, или кто-то ранен? – спросил я у обращенных ко мне спинами собравшихся.

– Никак нет, вроде все целы, товарищ майор! – ответил за всех Воздвиженский, не оборачиваясь.

– Хорошо, только берегите патроны! А то неизвестно, сколько нам здесь еще сидеть! – выдал я краткую программу действий на ближайшее время.

Как ни рассуждай, уйти вот так, запросто, нам уже никто не даст. А значит, тот самый критический момент, когда следует орать благим матом: «Спасите-помогите-убивают!», – настал.

Я достал из кармана ракетницу, зарядил ее зеленой ракетой и, приподнявшись за корпусом танка, выпалил ее в маячившее над дорогой бледное, зимнее небо. Хорошо, если наши эту «свечку» действительно увидят. А если нет? Тут было сложно что-либо загадывать.

Следующие минут пятнадцать наше протекавшее под аккомпанемент пулевого свиста (финны били в нашу сторону в основном одиночными из винтовок, ведя огонь, который принято именовать «беспокоящим», делали они это, видимо, в основном для того, чтобы мы «никуда не уходили») лежание продолжалось в прежнем режиме. Мы торчали за танком и, частично прикрытые дымом от горящего пикапа (Т‐37 особо не разгорелся), время от времени давали короткие очереди и одиночные выстрелы в сторону столь же лениво постреливающих в нашу сторону финнов.