— Руки уберите! — возмущался мужчина, проснувшийся в сержанте.

Черников отпустил его у самой палаты. Он распахнул дверь, убедился, что сержант видит то же, что и он, а потом влепил парню оглушительную пощечину.

— Где?..

— Я это…

— Где рация?! Вот ментяра, а?! — искренне изумился Черников, всаживая ногу в тощий зад сержанта, уже бегущего к столику за станцией. — Срочно вызывай наряд и сообщи в дежурную часть города, что совершен побег!

Слыша в тишине коридора обрывочные сообщения перепуганного сержанта, включившего рацию, Черников снова метнулся к лестнице.

Третий этаж, четвертый…

Оставался ход на чердак. Замок размером с блин для штанги неподвижно висел на петлях, отчетливо давая понять оперу, что на чердаке тому делать нечего.

Сергей спустился на полпролета вниз и толкнул ногой дверь, над которой огромными буквами было обозначено, что тут расположено кардиологическое отделение.

«Только здесь этого персонажа в голом виде не хватало», — подумал Черников и вошел в коридор.

В конце его шла сестра, неся на руке кипу белых простыней. Из палаты, расположенной рядом с опером, вышел мужчина со стаканом в руке и направился к туалету.

«Интересно, куда может заскочить голый мужик, сбежавший из реанимации? Макеев, конечно, ненормальный, но не настолько, чтобы убегать раздетым. Если он смог существовать среди людей столько лет, значит, способен думать».

С этими мыслями Сергей медленно шел по коридору, скользя взглядом по табличкам на дверях. Палаты, кабинет заведующего отделением.

Опер прижался ухом к замочной скважине и услышал:

— Нет-нет, инсульт здесь ни при чем. Это скорее переутомление.

Можно идти дальше. Разговор был явно не с Макеевым.

Кабинет старшей медсестры…

Черников уже почти убрал ухо от замочной скважины, вдоволь насладившись тишиной в комнате, как вдруг услышал треск. Так рвется на полосы простыня или другой длинный кусок материи. Потом что-то зашевелилось, раздался скрип металлической кушетки, двигаемой по кафельному полу. Черников, боясь ошибиться, решил послушать еще. До него донесся стон, снова послышался скрежет по полу.

Сергей отошел на шаг и резким ударом ноги выбил простенький врезной замок. Дверь отлетела в сторону и наотмашь саданула по вешалке. Под ноги изумленному Черникову посыпались белые халаты и модные блузки.

Однако изумление опера было вызвано вовсе не этим событием, а картиной на кушетке. На ней устроился какой-то медик с бейджиком на груди, а уже на нем, широко расставив ноги, восседала дама.

— Нетрадиционные методы лечения? — поинтересовался Черников, рассматривая халат, разорванный страстной рукой.

— Что вы здесь делаете?! — прорвало наконец врача.

За спиной неподвижно сидящей дамы опер увидел рыжую бороду, обрамлявшую красное лицо.

— Сердце что-то придавило, — пробормотал Сергей, подозрительно оглядываясь по сторонам. — Вы в отделении голого мужика не видели?

— Сейчас или вообще? — спросила наездница.

— Немедленно покиньте служебное помещение! — потребовал медик.

— Публичный дом какой-то, а не больница, — возмущенно выдохнул Черников, прикрывая за собой дверь.

Оставалась смотровая. Сергей толкнул рукой дверь, и она распахнулась. Никакого секса, чистота и порядок. Несколько стеклянных шкафов с кислородными подушками и лекарствами, неизвестными Черникову, старый деревянный шифоньер для одежды, пара пресловутых кушеток.

Убойник уже собрался выходить, дабы его не повязали по подозрению в хищении спирта, как вдруг его лицо напряглось. Он бесшумно прикрыл дверь, прижал ее плечом и медленно повернул замок, отрезая самому себе выход из небольшой комнаты.

Следы босых ног незаметны на пыльном полу в коридоре, но очень хорошо видны на стерильном кафеле смотровой. Опер изучил ситуацию, без сил опустился на пол и прижался спиной к крашеной стене. Следы вели как в комнату, так и из нее.

Макеев исчез.

Бессмысленно поднимать тревогу, хотя Черников, исполняя закон, это сделает.

Макеев исчез.

Моисей сейчас испытывал те же чувства, что и Морик совсем недавно. Он не успел остыть и успокоиться после многообещающей трепки, которую ему учинил законник Степной, и опять попал в переплет. Для криминальных завсегдатаев «Фудзиямы», каковыми являлись Моисей и его подручный Мориков, гостиничный ресторан стал местом, где они постоянно нарывались на нервотрепку.

Степной съел свою котлетку и отвалил. Моисей влил в себя вяжущее средство в виде полного винного фужера армянского «Арарата». Тут зеркальные двери распахнулись, и при виде людей, вошедших в зал, Моисею опять захотелось в туалет. Не так сильно, конечно, как при Степном, но все же. К его столику приближался старший оперуполномоченный местной уголовки Булгаков, а с ним…

Моисею даже гадать не нужно было, чтобы понять: с Булгаковым следовал тот самый пресловутый Никитин, о котором так много говорилось и которого никто еще не видел. Помимо Никитина, в колонне, не обещающей ничего хорошего и двигающейся к столику, шли еще двое. Понятно, что не страховые агенты.

Все стало плохо сразу, с первой минуты. Видя железнодорожный состав, наезжающий на шефа, двое из трех оставшихся телохранителей Моисея резко встали и пошли на таран. Не светились ментовские удостоверения, не было фраз, привычных слуху. Поэтому охранников авторитета простить было можно. Точно так же были понятны действия Никитина и иже с ним. В Слянске их знала каждая собака. Они ни при каких обстоятельствах не позволяли кому бы то ни было делать подобные резкие движения в свою сторону. Опера сейчас были в Заболоцке, а не в Слянске, но привычка сразу дала о себе знать.

Первый из группы встречающих не сразу понял, что с ним произошло. Он пересек половину зала спиной вперед, разбил посуду на трех столах и под женский визг рухнул в угол, прямо на музыкальные инструменты.

Гитара солиста зазвучала глухо и укоризненно, когда второй охранник, уже находящийся в состоянии глубокого нокаута после свинга Саморукова, головой зарылся в колени какой-то дамы. Она верещала и округленными от ужаса глазами смотрела на стриженый затылок, торчащий между ее ног.

Моисей по-бычьи, но совершенно спокойно смотрел на четверку, невозмутимо рассаживающуюся за его столом. Он знал, что менты вроде Булгакова никогда не перешагивают грань дозволенного. Телохранители получили по голове за то, что неучтиво отреагировали на появление сотрудников полиции. Поделом им. Браткам иногда полезно получать по голове, особенно от ментов. Злее будут. А вот его, Моисея, они не тронут. Поэтому и трястись не стоит.

Всего за один день Моисей испытал столько потрясений, сколько не валилось на его голову за последние пять лет. Он принял твердое решение рассказать ребятам все, что их интересует, но ничего из того, что имеет цену.