«Пошли все к черту! Я что, Яндекс?!»

Моисей твердо решил кинуть ментов, увести их в сторону от Степного и Заградского. Любое слово, дающее основания предполагать, что стрельба велась с его подачи, пусть и косвенной, грозило ему нарами.

— Где Степной? — Это был не самый лучший из тех вопросов, которые Моисей ожидал услышать из уст Никитина.

— С кем имею честь?

— Если бы ты ее имел, не было бы нужды с тобой разговаривать. Не валяй дурака, Моисеев. По мне стреляли, и я знаю, кто помог это устроить. Поэтому я грозен как никогда. Если хочешь, чтобы я сейчас твое рыло засунул в это оливье, то спроси еще о чем-нибудь. Например, кто такой Степной.

— На самом деле, кто такой Степной?

Брызги майонеза и зеленый горошек словно осколки после взрыва разлетелись в стороны и слегка забрызгали посетителей ресторана. Опера невозмутимо вытерли одежду салфетками и продолжали наблюдать за тем, как голова Моисея, прижатая рукой Никитина к огромному блюду, лихорадочно дергалась в овощной смеси.

Начальник ОРУ чуть подождал, откинул заболоцкого авторитета на спинку стула и окликнул официанта:

— Человек! Горячее! Уху из стерляди а-ля рюсс!

Посетители поспешили ретироваться молча и молниеносно. Они оставляли на столах огромные чаевые, брать сдачу было некогда.

Когда ресторан опустел, Булгаков изнутри накинул на двери замок, а Никитин завел руки Моисея назад и надел на запястья браслеты.

— Ты покойник, клянусь!.. — в ярости прорычал Моисей. — Ты, сука мусорская, перешагнул грань дозволенного! Ты знаешь, кто я здесь такой?!

— Знаю, — спокойно ответил Саша. — Дешевка бестолковая, которая сунула нос туда, куда не стоило. Один черт, мы сейчас отсюда уедем вместе с тобой. Один черт, ты сядешь. Уже прямо сегодня. Не помогут ни адвокаты, ни бабки. Это я тебе обещаю, я, Никитин. Но для начала давай выберем вариант отсидки.

— Слушай, мент! — Моисей покривил лицо, чтобы с ресниц стекли капли майонеза, жгущие глаза. — Ты ведь в натуре беспредельничаешь как отмороженный! Ты знаешь, как расплачиваются за позор! Ты ведь сам понимаешь, что по всем понятиям должен помереть! Или я сам удавлюсь.

— Я могу предоставить тебе эту возможность. Удавишься. Выбор за тобой. Если ответишь на мои вопросы, то я тебе обещаю, что сядешь так, как и положено по понятиям. А если еще оливье попросишь, то я тебя им накормлю до отвала. Сначала зачалю на часок в ИВС, в петушиной хате. Потом дежурный чертыхнется, мол, нечаянно камеры перепутал, и переведет тебя в общую. А я тем временем раззвоню эту новость по всем общакам и строгачам. Не сомневайся, мне на любой зоне поверит каждый смотрящий! Вот потом и объясняй братве в бараке, чем целый час с мойдодырами в камере занимался. Ты знаешь, как там верят оправданиям по этой теме. Выбор небольшой: в девки либо на сук, если совесть еще осталась. Там на твой вшивый авторитет никто смотреть не будет! Не заставляй меня в третий раз о Степном спрашивать и за беспредел меня не суди. По ментам стрелять — вот настоящий беспредел. Каждый законник это подтвердит. Тебе Степной разве задницу за меня не намылил? Наверняка намылил. — Никитин отпустил воротник Моисея. — Сними-ка, Игорь, с авторитета наручники.

— Утрись, — Булгаков бросил салфетку в лицо бандиту. — Как из голодного края!.. По-человечески есть не можешь, что ли?

Моисей, задыхаясь от бессильной ярости, стирал с лица овощи. Куда ни кинь, везде клин! Этот мент знал воровские понятия лучше, чем он сам! Разговор со Степным был отличным подтверждением этого факта. Но пуще всего Моисей бесился от понимания, что он далек от истинного воровского мира.

Кто он? Бывший спекулянт, случайно поднявшийся на волне демократических лоховских преобразований в не до конца еще разворованной стране, по воле того же случая выбившийся в авторитеты при поддержке мелких групп молодых сутенеров да наркоманов.

Кто он? Любой законник, решивший подмять тему Заболоцка под себя, даже не спросит, кто такой Моисей. Если соблаговолит, то выделит пару ларьков для сбора денег или позволит стать директором автосалона, чтобы продавать там угнанные тачки.

Кто он? В натуре, картонная корона!

— Саша, давай так сделаем, — предложил Булгаков. — Раз Моисеев не желает здесь разговаривать, пусть посидит у нас и подумает. Он пьян, поэтому лучше всего будет, если мы сейчас отвезем его на экспертизу, а после в суд. Именно в том виде, в котором он сейчас есть. В салате. В нетрезвом виде устроил драку с двумя мужчинами, избил их, потом стал приставать к женщинам. Весь ресторан видел, какая драка была!

— Правильно, — подал голос один из телохранителей, сидевших на полу. — Менты и дрались!

— А кто сказал, что мы менты?

— А кто сказал, что мы менты? — спросил Мишка. — Просто была драка между мужиками. Так что по пятнадцать суток вы заработали честно.

— Хорошая мысль, — похвалил Никитин. — Будешь говорить, Моисеев? Или работаем по второму варианту?

— Плевал я на тебя! — Моисей наклонился и сплюнул на пол. — А в твои петушиные сказки никто не поверит. Ты мент. Только сука менту поверить может. Если и суждено мне за что сидеть, то я отмотаю срок при своем положении, а не так, как ты того хочешь. А тебя мои пацаны за мой позор из-под земли достанут. Понял?

— Понял, — не задерживаясь ответил Никитин. — Сообразил, что ты дурак. Ребята, поднимайте этих страшилок и везите на экспертизу.

— Веник! — заорал через зал Моисей, поставленный на ноги заботливыми руками Саморукова, как упавший забор. — Позвони моим адвокатам! Пусть срочно в прокуратуру едут!

— Веник! — вторил ему Булгаков. — Ко мне! — Он подождал, когда тот подбежит, и отдал еще одну команду: — Дыхни!

Веник так и сделал и через мгновение оказался в группе личностей, отправляемых на экспертизу. Булгаков успокаивающе похлопывал его по спине и говорил что-то о нахождении в общественном месте в нетрезвом виде, оскорбляющем человеческое достоинство.

— Ну, суки! — рычал Моисей, выбрасывая устойчивые выхлопы «Арарата». — Завтра все — слышите, суки легавые?! — все будете зубами свои погоны срывать!

Отправив клиентов на экспертизу, Никитин остался в ресторане ждать возвращения друзей. Он сидел за столиком, курил одну сигарету за другой и думал о том, что было бы очень кстати позвонить Марченко. У Саши не раз были в жизни моменты, когда ему казалось — все, он исчерпал себя. Нельзя дважды выпить один и тот же стакан воды. На душе становилось пакостливо и неуютно.

Марченко обладал какой-то никому не понятной силой убеждения. Он никогда не давал советов, лишь разваливался в кресле, снимал очки и говорил, не глядя на собеседника, словно того не было вовсе. Складывалось впечатление, что он беседовал сам с собой.

В прошлом году руководителю следственного комитета исполнилось шестьдесят, и уже мало кто сомневался в том, что его карьере пришел конец. Никитина старик любил по-отечески и все отдал бы для того, чтобы тот работал у него. При этом он прекрасно понимал, что посадить Никитина за бумаги никак нельзя. Это то же самое, как если бы гончую собаку заставили на цепи охранять дом. Она, конечно, несла бы сторожевую службу, но недолго. Через два года животина отказалась бы от перловки с мясом, заскулила, облезла и умерла бы от тоски. Так же и Никитин.