— Скучаем? — прозвучал вдруг совсем рядом женский голос.

Шостак остановился, оторопело рассматривая вульгарно одетую особу с не менее вызывающим макияжем. Для провинциального городка это был явный перебор. Двадцать лет, короткая юбка, открытая грудь, во рту жвачка. Белые туфли, черные колготки, красная майка. Русскую шлюху и шотландскую колли никогда ни с кем не спутаешь.

— И сколько возьмешь? — подумав о чем-то, спросил Шостак.

Проститутка тоже о чем-то поразмыслила, надула огромный пузырь, который лопнул и лохмотьями повис на носу, потом ответила:

— Минет — полтинник, по полной программе — две сотни. — Девица поглядела на его сумку и добавила: — Командировочным скидка десять процентов.

Услышав ее хохот, Шостак захотел вскочить ей на спину и ускакать из города.

— Делаем так, красавица, — решил доктор. — Приводишь ко мне того человека, который согласится увезти меня прямо сейчас в сторону Твери, и получаешь свои две сотни.

— А не кинешь, дядя?

Вместо ответа Шостак протянул ей купюру в пятьдесят рублей. Заболоцк — очень дешевый город.

Через десять минут Шостак уже ехал в машине, закрыв глаза и держа на коленях сумку.

— Значит, в Тверь? — еще раз уточнил водитель, выезжая на трассу.

— Нет, в Слянск.

— Не понял.

— В Слянск, я сказал, — жестко повторил врач. — Плачу столько же, как до Твери.

Чтобы стать невидимым, нужно не заходить в темноту, а выйти на свет. Его будут искать где угодно, но только не в Слянске.

Водитель хмыкнул, развернул машину посреди трассы и поехал в обратном направлении.

Степному понадобилось много времени на то, чтобы принять решение. Копаясь в закоулках своей памяти, он пытался вспомнить фамилию человека, назначившего ему встречу в дорогом ресторане Слянска. Марченко. Услышав эту фамилию от своего человека, Степной почувствовал, как что-то зазвенело струной в его памяти. Он не забыл, что судьба сталкивала его с неким Марченко, но это было так давно, что, перелистывая год за годом в обратном порядке, Степной даже чувствовал, что молодеет.

Его человек сказал:

— Степной, если ты согласишься встретиться с ним по делу, которым занимаешься сейчас, то перезвони мне. Если не помнишь его, я о нем расскажу. Только перезвони обязательно, если не хочешь попутать масти.

Последнее означало, что человек, ищущий встречи, — «красный». ФСБ, уголовка, военный — не важно. Он в погонах, значит — мент. Что нужно менту от вора-законника? Тем более по тому самому делу? Кто еще знает о харьковских камнях? Макей раскололся на смертном одре или с погоста маляву прислал?

Марченко…

Степной еще не решил, стоит ли соглашаться на встречу, но уже мчался в Слянск на заднем сиденье «Мерседеса», идущего в колонне из трех машин. Вор сознательно не перезванивал своему человеку, пытаясь заставить память работать.

Марченко, Харьков, камни…

— Остановись! — громко сказал, почти крикнул он водителю.

От неожиданности мужчина сорока с лишним лет резко увел машину с трассы, и колеса зашуршали по щебенке.

Следователь по особо важным делам прокуратуры города Харькова — Марченко Николай!

Степной откинулся на кожаную спинку сиденья и рассмеялся. По-стариковски глухо, с покашливанием.

Почти сорок лет носить корону — это не заводской или полицейский стаж. В ментовке тебе простят глупость, ошибку и слабость. А в потустороннем мире за те же самые грехи враз лоб зеленкой намажут. Сначала пощечина на толковище, а в другой раз палками забьют, как собаку! Раньше, во всяком случае, было так. Степной еще помнил те дни. Сегодня проще: двести граммов тротила под задницу в «Мерседес» или девять в лоб. И полетела воровская заблудшая душа куда-то вверх, то ли в рай, то ли мимо. Раньше крестили по-человечьи, целый сходняк собирался, чтобы вора короновать! А сейчас, как в этих импортных шопах, — кэш энд кэрри. Пришел, обслужился, ушел. Двое воров в Крестах или Бутырке порешили по-свойски да короновали третьего! А он, сука, у мусоров на подсосе десятилетку уже, или статей кровавых за ним с версту. Куда Россия катится? В беспредел.

Души, загубленные им, Степной в расчет не брал. Ходил исправно два раза в месяц в храм божий, там просил отпущения грехов оптом, сразу за весь список. Заодно молил и сил ему дать на низвержение врагов своих и сокрушение демонов, вызывающих всяческие немощи.

Тот, кто много времени носит над головой нимб, не небом данный, порой начинает веровать в то, что Всевышний — это он сам. Поэтому Степной частенько пачкал руки чужой кровью, не сомневаясь в том, что раз пришло такое решение, значит, по-другому и быть не могло. Недюжинный авторитет легендарного вора заставлял смиряться любого недовольного.

Что старому в голову придет? Ему до смерти один шаг, а у других вся жизнь впереди. Вот только не торопился Степной делать такой шаг, в последнее время стал верить в то, что ему вовсе не суждено открыть эту дверь.

Почти четверть века он искал свои алмазы. За себя и за Макея валил вековые кедры в Сибири, молчал, терпел и ждал. Но ему были нужны не камни, не то несметное богатство, которое они в себе таили. Степной и без них имел все, что хотел, даже больше. Он искал свою правду. Вор не имел права умереть, не вернув себе то, что у него несправедливо отняли.

Он искал свою правду.

И вот теперь, сквозь годы, через время и суету, в его сознание снова вернулась эта фамилия. Марченко. Следователь по особо важным делам прокуратуры города Харькова.

Сейчас с ним искал встречи важняк, сумевший сшить дело, по которому его, Степного, двадцать два года назад приземлили на строгий режим под Салехардом. Ювелир в Харькове, антиквар в Чернигове, музей в Коврове. Доказухи у Марченко не хватало, но имелось чересчур много уверенности в своей правоте.

Может, и не придавил бы он Степного тогда ни очными ставками, ни парой непроданных картин, что в адресе вора нашли, да вот какая-то сука в это же время две церкви под Ковровом обнесла. Для мента что музей, что храм — один закон. Статья сто сорок четвертая, часть третья старого УК. А для законника церковь обнести все равно что ребенка убить. Лучше застрелиться. Но бесы из харьковской уголовки накопали дерьма по закоулкам, да и снесли эту шнягу Марченко. Эпизоды для оперов все равно что воздух для водолаза. Чем их больше, тем дольше плаваешь.

Честь и хвала Марченко за то, что не поверил он в вину Степного. Но мусор — он и в Африке мусор. Выкупил тогда вор у Марченко обе церкви за большую цену. За ювелира в Харькове, антиквара в Чернигове да за музей в Коврове. А что было делать? Нельзя с таким грузом на зону. Молод тогда еще был, а такое не прощается. За мать и за церковь больше одной ночи на нарах в бараке тебе спать не дадут.