– Неприятно всё-таки быть председателем совета директоров банка-банкрота, – придав голосу максимальную вкрадчивость, проговорил я. – Сочувственно-злорадные комментарии ваших коллег-предпринимателей… Статейки и телесюжеты… Обезумевшие вкладчики с плакатиками, на которых рядом с нехорошими словами намалёвано ваше имя… Заявления в Генпрокуратуру…

– Ох, красиво всё-таки формулируете, Андрей Викторович…

– Это не мне сейчас следует формулировать, – возразил я. – Это президент банка должен в кулуарах и в интервью формулировать про социально ответственных собственников банка, которые для предотвращения кризиса и ущерба клиентам подкрепили банк ресурсами. Это для ваших иностранных партнёров следует формулировать про ваше цивилизованное отношение к ведению бизнеса и заботу о деловой репутации… Самое время хорошо поработать пиарщикам.

На том конце провода помолчали.

– Я давно слежу за вами, Гардези, – сказал председатель совета директоров. – И всё больше убеждаюсь, что при определённых условиях вы можете далеко пойти. Но не берите на себя слишком много, хорошо? Или вы хотите стать президентом банка?

– Нет, – твёрдо и искренне заверил я. – Не хочу.

– А зря. Всегда следует хотеть большего. Разве не так?

– Всему свое время.

– А вот это правильно, – одобрили меня. – Вот что. Банку мы поможем. Посмотрим, сработает ли ваш сценарий… Всего доброго, Андрей Викторович.

Попрощался я уже с короткими гудками в трубке.

Заглянула Татьяна Феликсовна.

– Кофейку? – спросила она. – Коньячку?

– Да, – кивнул я. – И да. А ещё найдите мне регламент финансового комитета…

– Будешь читать регламент? – изумилась Татьяна Феликсовна.

– Только ту часть, где прописан порядок выхода из состава комитета… – Я помолчал. – И вот что – регламент кредитного комитета тоже несите.

Савва стремительно вошёл в мой кабинет, сел в кресло для посетителей и мрачно сказал:

– Андрей Викторович, я беспокоюсь!

– И давно у тебя эти симптомы? – добродушно осведомился я.

Савва, выпускник мехмата и кандидат наук, уже несколько лет руководил в нашем банке отделом риск-менеджмента, то есть отвечал за управление рисками. Он истово применял математические методы оценки финансовых рисков, внедрял разнообразное программное обеспечение и вообще ратовал за прогрессивные технологии, за что неоднократно удостаивался похвалы правления банка. Что, впрочем, не помогало ему добиваться понимания и сочувствия от рядовых сотрудников банка. Почему-то не любили рядовые сотрудники риск-менеджеров. Обзывали помехой в работе, дармоедами и прочими нехорошими словами. Этой нелюбви также поспособствовал написанный и утвержденный Саввой стостраничный талмуд под названием «Регламент управления финансовыми рисками», вогнавший в тоску всех моих трейдеров и управляющих активами.

– Я серьёзно, Андрей Викторович, – с лёгкой укоризной ответил Савва.

– А разве беспокойство – не постоянное состояние риск-менеджера? – спросил я. – Как там сказано? «Грехи беспечности нашей пред тобой будто на длани, ужас стиснет сердце твоё…»

– Всё шутите, – обиделся Савва. – А я вот беспокоюсь из-за того, что всех моих разработок и даже «Регламента» недостаточно! Моя система может быть безупречной, только если соблюдать её условия. А многие сотрудники, в том числе ваш отдел по управлению активами клиентов, попросту саботируют управление рисками…

– Ну-ка, ну-ка, – нахмурился я. – Что значит – саботируют? А мы их сейчас – на ковёр!

– Да не в том дело! – нетерпеливо возразил Савва. – Они могут блюсти букву, но не дух «Регламента»! Всё равно ведь найдут лазейку, чтобы пройти по самой грани…

– Ну, по грани – это же не за гранью всё-таки, – рассудительно заметил я.

– Но убытки-то возникают! – разгорячился Савва. – Помните, как это было с Поповым? И с Пригожиным! А со Стариковым как мы намучились, помните?

– Ну, этак ты мне сейчас всех управляющих активами перечислишь, – поморщился я. – Никто не совершенен…

– Что значит – не совершенен? – возмутился Савва. – А мой отдел тогда на что? Я же должен все риски учитывать и предотвращать негативный эффект…

– Послушай меня, мудрого старца, – прервал я его. – На этот счёт есть целая теория. Возьмём, к примеру, автолюбителей. Говорят, есть такое наблюдение – синдром второго года или что-то в этом роде. Дескать, начинающий автомобилист в первый год самостоятельного вождения ведёт себя очень аккуратно, осторожничает и боится нарушать Правила дорожного движения. Зато на следующий год начинает верить, что он крут и неуязвим, смелеет и даже наглеет, за что рано или поздно расплачивается попаданием в ДТП…

– Поэтому второй год – даже более опасный, чем первый, – вставил Савва. – Да слышал я об этом… Что с того? В нашей сумасшедшей Москве бьются водители с любым стажем.

– Наверное, – не стал спорить я. – Я не об этом. Я о том, что в отделе по управлению активами клиентов который год наблюдаю эффект, аналогичный синдрому второго года. Когда управляющий активами начинает верить в своё «знание рынка», «чутьё на будущий рост» и даже, чем чёрт не шутит, «дар предвидения»!

– Между прочим, Пригожин со Стариковым засыпались не на второй год, а гораздо раньше, – пробурчал Савва.

– Второй год – это я так, условно… В каждом случае он наступает в разное время – это зависит от того, когда портфельному менеджеру вдруг везёт и он удачно вкладывает деньги… Кто-то начинает наглеть именно спустя год работы, кому-то на осознание собственного величия требуется времени побольше, а есть вундеркинды, достигающие гениальной самооценки и за пару месяцев…

– Во-во! – подхватил Савва. – Вундеркинд – это Ринат Пригожин, вы о нём? «Пришёл, выиграл, потерял»… Сделал прирост в двести двадцать процентов годовых, а потом за две недели просадил всю прибыль в акциях «второго эшелона»…

– Савва, это почти неизбежное зло. Это почти неизбежные убытки. Сколько ни говори управляющему активами: «Будь осторожен!» – эффекта будет не больше, чем от дорожных знаков… Это всё разговоры в пользу бедных! Финансовые рынки, как и дороги, непредсказуемы. Даже если у тебя есть права и навыки вождения, то они не гарантируют ничего. Никакая система контроля не позволит избежать форс-мажора.

– Нет, но почему же…

– Савва, конкретное решение в конкретный момент принимает конкретный человек, согласен? И не только душа, но и мозги его – потёмки. Разве что пересадить всех на автопилоты, но это из области утопий. Да и автопилоты могут ошибаться…

– Так я всё понимаю! – страстно отозвался Савва, прижав руки к груди. – Можно сказать, я и беспокоюсь из-за того, что не могу придумать такого автопилота! Человеческий фактор, понимаете?

– Савва, человеческий фактор – это святое, – внушительно изрёк я.