т.е. в то место, где попы ведут службу, куда и русским, кроме священников, не разрешено входить. Этого никогда во всей Московии не случалось; это и очень опасно, да, некоторые, кто делал подобное, были вынуждены пройти перекрещение. Однако любопытство и хорошая выпивка подзадорили меня. Когда поп возвращался, меня предупредили, и я отступил. Он открыл царские врата, чтобы мы увидели то, что я уже видел. Изображение Христа на кресте, искусно вырезанное из кипарисового дерева, висело над алтарем. Крест сделан такого же размера, как и найденный крест Христа. На двери алтаря нарисован император Константин со своей женой, которая нашла крест[262].

Колокольня по форме и размерам такая же, как Ивана [Великого] в Москве, а по высоте — почти как наша башня Яна Роденпорта в Амстердаме[263], два красивых колокола висят внутри: на верхнем вылиты святые всего года; говорят, что в них влито много золота, на нижнем — Царь, его жена, сын и патриарх. Недалеко от Нового Иерусалима будет построена церковь под землей, под названием "Обретение Креста", и еще одна, подобная ей.

На это строительство понадобится еще 3—4 года. Но что я могу сказать? Русские строят и отделывают, мастера — поляки, а распоряжаются немцы. Но работа ведется очень небрежно. Известь не приготовляют как требуется, кирпич обожжен слишком мягко и рассыплется еще до окончания строительства; ничего не покрывают и не берегут [от непогоды]; все рамы и даже столбы, да и целые стены обваливаются, поломаны и портятся. Я советовал им все покрывать досками, лучше приготовлять известь, иначе не будет прочной работы. То, что в Иерусалиме из мрамора, здесь из камня и кирпича. Каждую зиму недостроенное здание теряет 1—2 фута, что можно было бы предотвратить, если бы работу прикрывали. Коротко говоря, — русские гораздо лучше умеют использовать дерево, чем строить каменные здания. Часть здания, уже готовая, покрыта землей, а она ведь пропускает влагу. Жалко видеть, как столь ценную работу, красу и гордость России, так запускают.

Кроме этой строящейся церкви, внутри монастыря имеется еще деревянная церковь, а вокруг нее кельи для монахов. Когда входишь в ворота, то на левой стороне стоит большой замок, или скорее дом. Это жилище самого патриарха. Рядом с ним небольшой сад, впереди — караульная сторожка, а позади, на валу, церквушка. Кругом склады для извести и кирпича, нужные для строительства. Стены вокруг монастыря, размер которого примерно с наш Дам[264], из дерева, с 8—10 деревянными бастионами, но они сплошь закрытые, без бойниц; это для того, чтобы монахи через них не поднимали водку[265]; они [бастионы] не пропорциональны и не на одинаковом расстоянии друг от друга.

Ежедневно в хорошую погоду патриарх, вместе со всеми своими монахами, приходит по два-три раза в день помогать строить. Позади, напротив передних ворот, стоят еще одни маленькие ворота. За ними, у вала, стоит большое колесо, которое вращается водой и колотит лопастями белье при стирке.

После полудня мы отправились гулять с ним самим [патриархом]. Он очень прост в обхождении и любознателен. Спрашивал нас и особенно меня о многом, в том числе: так ли красиво в нашей стране, как здесь? Велел для нас звонить в большой колокол и шутя спросил, такие ли в Амстердаме колокола? Привел нас на свою пасеку. "Вы, немцы[266], — сказал он, — хорошо умеете считать, высчитайте-ка, сколько пчел в моих ульях?"

У этого человека нехорошие манеры, он опрометчив и тороплив, привык часто делать некрасивые жесты, опираясь на свой крест [крест на посохе]. Он крепкого телосложения, довольно высокого роста, у него красное и прыщавое лицо, ему 64 года. Любит испанское вино[267]. Кстати или нет, часто повторяет слова: "Наши добрые дела". Он редко болеет, но перед грозой или ливнем чувствует себя вялым, а во время бури или дождя ему лучше. С тех пор как он уехал из Москвы, теперь уже 7-8 лет назад, его головы не касались ни гребенка, ни ножницы. Голова у него как у медузы, вся в густых, тяжелых космах, так же и борода.

Затем он привел нас в свой скит, куда очень редко кто попадает. Это каменный домик, в нем 16 комнаток, среди них две молельни. Мы все осмотрели. У него там и комната для научных занятий; но кроме русских и славянских книг, других я не видел. Лестницы очень узкие, похоже на лабиринт. Наверху площадка с часовенкой, похожей на беседку. Снаружи она белая, на вид как садовый домик у нас. "Пустынь" [скит] Никона лежит на островке, окружена водой[268]. По примеру Христа Никон уединяется здесь на <...> дней раз в году[269].

Вне этого монастыря, называемого Иерусалимом, вокруг него, размечены местечки на таком же расстоянии, как они в действительности находятся в Иерусалиме: Вифлеем, Кана, гора Олифетум, сад Гефсиманский и т.д. На некоторых [здесь] стоит только крест, на других — часовня, хотя там [в Иерусалиме] — деревни и деревушки. Здесь же вне монастыря еще пять-шесть больших рыбных прудов.

7 мая.

На следующий день утром он пригласил нас послушать его певчих и посмотреть богослужение. В назначенный час мы опять поджидали его в монастыре, и, когда он шел в церковь, мы появились перед ним и били челом. Здесь принято являться с низким поклоном каждое утро перед тем великим, к кому имеешь дело или просьбу. Он сразу велел привести нас в церковный портал, откуда мы могли видеть церковные церемонии и слушать пение, которое он приказал исполнить специально для нас. Как велено, так и сделано. Мы прошли в церковный притвор, и, так как дверь, по велению патриарха, оставили открытой, мы видели и слышали все. Церковь снизу доверху увешана иконами, алтарь отгорожен иконостасом и имеет три выхода; средний — самый большой, и сюда, как сказано, никому нельзя входить, кроме духовенства. Его используют священники, и то только тогда, когда идет важная служба, как, например, при выносе тела Христа[270]. Великолепные кресты и иконы висят против алтаря на стене. Вся церковь в свечах, также и перед каждой иконой свеча, зажигая которую, монах всякий раз крестится. Против алтаря стоят два аналоя, их переставляют в церкви по надобности, с них священнослужители читают по церковным книгам. Прямо против того же алтаря стоит высокое кресло для патриарха, но теперь он почти все время стоял, как стоят и все другие.

Трудно точно описать богослужение, хотя я и все видел, так