Отис прикрыл дверь и разделся. Сложил покрывало и аккуратно положил на стул рядом с кроватью, на тот же самый, где она обычно оставляла одежду для следующего дня. Откинул одеяло, обнажив абсолютно белые простыни. Отметил их шелковистость, вспомнил, как Ребекка была одержима идеей иметь красивое постельное белье. Отис забрался внутрь.

С новой силой нахлынули воспоминания. Он не знал, то ли погрузиться в них, то ли проигнорировать. Было ли нормальным думать о ее обнаженном теле, прильнувшем к нему? И хотя он не ощущал запахов, лежа здесь, он вспомнил, как пахла Ребекка. Она никогда не пользовалась духами. Это только замаскировало бы очень тонкий аромат, который Отис улавливал всякий раз, когда они прижимались друг к другу. Даже когда она потела, работая в саду, от нее пахло приятно. Это был ее запах, и он так любил его…

Они зачали своих детей в этой постели, вернувшись в Соному. Они так много плакали здесь же, когда умер их первый сын. Были месяцы, когда они не могли выбраться из этой кровати, почти заключенные в ней, барахтаясь в агонии и потере. Они занимались любовью в ночь перед тем, как ее машина упала в реку и она погибла вместе с их вторым сыном. В ту ночь Отис потерял все.

Сейчас у него все в порядке? Нет, нисколько. Этот чертов момент! Пора забыть о нем. Пора двигаться дальше. Иначе никогда не будет хорошо. Если он хочет освободить место для Джоан в своем сердце, он должен двигаться дальше. По крайней мере в этой жизни. Воспоминания останутся с ним навсегда. Нет ничего плохого в том, чтобы помнить о своей любви. Но Отис вцепился в нее мертвой хваткой – сжимал красными, окровавленными, закостеневшими пальцами, словно отпусти он ее – его жизнь закончится.

Все мысли улетучились, когда он наконец нашел место для Ребекки и Джоан в своем сердце, в своей жизни. И тогда он смог уснуть, и это был самый крепкий сон за много лет.

* * *

Утром Отис с удивлением обнаружил, что не хочет вставать с постели, и позволил себе еще немного подремать. Затем реальность МРТ отрезвила его, и все великолепие сна рассеялось.

Он пошел чистить зубы и заметил, что его правая рука дрожит. Отложив зубную щетку, схватил ее левой. Не очень хороший знак. Ничего подобного раньше не наблюдалось. Было ли это еще одним симптомом неизвестной болезни?

Он нашел Морган на кухне, стоящую у плиты над сковородой, в которой, шипя, жарился бекон.

– Доброе утро, красавица, – сказал Отис, целуя ее в лоб.

– Похоже, кто-то хорошо выспался ночью. Ты голоден?

– Всегда. – Отис сел на табурет у стойки. – Я бы сказал, что здесь изумительно пахнет, но я ничего не чувствую.

– Ты лег прошлой ночью в своей спальне?

– Да.

– Это что-то значит?

– Я понятия не имею. Хотя это было приятно.

– Ну да. Видишь ли, есть причина, по которой большинство людей в мире спят в кроватях. Кресло – для чтения и просмотра телевизора. А вот кровать и матрас – для сна.

– Я забыл, чего мне не хватало.

– Этот новый шаг имеет какое-то отношение к Джоан Тоби?

– Возможно.

Морган подняла глаза к небу.

– Я чувствую, что моя миссия выполнена и я наконец-то могу встретиться с Создателем. Я помогла тебе найти новую женщину и вывела тебя из этой ужасной депрессии.

– Учитывая мое везение, она может вернуться ко мне.

– Если будешь продолжать в том же духе, так и будет.

– Я говорю исходя из собственного опыта. Солнце не светит на меня очень долго.

– Тем больше причин им наслаждаться. – Морган поставила перед ним тарелку с беконом, яйцами и картофельным пюре и повторила: – Наслаждайся.

– А ты почему не ешь?

– Я не голодна.

– Ты приготовила все это для меня?

– Отис Тилл, почему тебе так трудно понять, что люди любят тебя? Я приготовила тебе завтрак, потому что люблю тебя и хочу заботиться о тебе. Ты много работаешь и заслуживаешь передышки.

– Ну, если бы мы были в Монтане, я бы просто женился на тебе.

– Ты не смог бы за мной угнаться.

– Теперь ты пересекла все границы, которые только можно пересечь.

– Ешь и отправляйся, – сказала она. – Разве прием назначен не на девять?

– Девять или десять, или около того.

– Нет, Отис. Сейчас девять часов. Не валяй дурака. Тебе этого не избежать.

– Я не люблю больницы.

– Найди мне кого-то, кто любит.

– Врачи. Медсестры. Фармацевтические компании. Застройщики.

Морган покачала головой.

– Ты настоящая заноза в заднице. Но я все равно тебя люблю.

Она мыла посуду, пока Отис ел, позволяя теплу и текстуре пищи стимулировать его воспоминания о том, каким восхитительным бывает завтрак.

– Чем будешь сегодня заниматься? – спросил он с набитым ртом.

– Я буду рисовать весь день, – решительно заявила она.

– Молодец. – Он проткнул красивый оранжевый желток, и тот залил картофель. – Значит, теперь, выполнив свой долг, ты вернешься в Монтану?

Она заговорила, перекрикивая звук бьющейся о тарелки воды:

– Все еще пытаешься избавиться от меня? Это меня обижает!

– Я просто шучу, Морган. Знаешь, если честно, мне нравится, что ты здесь. Если ты когда-нибудь захочешь продать свой дом, то можешь переехать сюда. Мне все равно нужен кто-то, кто позаботится обо мне.

– Заботиться о тебе? Я на двадцать лет старше!

– Тогда мы сможем позаботиться друг о друге.

Она выключила воду и повернулась к нему, опершись рукой о стойку.

– Прямо здесь и сейчас, после шестидесяти лет попыток, я пробила твердую скорлупу, обернутую вокруг моего маленького племянника. Ты просто красавчик, Отис. – Она подошла к столу и ущипнула его за щеку. – Все будет хорошо. Мы с тобой сделаны из прочного материала. Мы могли бы жить вечно.

Он кивнул, думая о своих дрожащих пальцах и о том, что, возможно, уже одной ногой стоит в могиле.

* * *

Выходя из больницы, Отис сорвал с руки белый браслет и сосредоточился на предстоящем дне с Джоан. Он не хотел быть занудой. Если сканирование покажет, что его дни сочтены, ему лучше напоследок оторваться по полной.

Проезжая по мосту к дому Джоан, он твердил себе, что не будет думать о том, что может случиться. Он вообще не хотел зацикливаться на себе. Он хотел сосредоточиться на ней. Если ему суждено уйти, он хотел упиваться каждым мгновением, проведенным с ней.

Умереть – это нормально. Где-то там его ждала Ребекка. Он не знал, как это сейчас интерпретирует наука или религия, но был уверен, что их воссоединение состоится.