Начало смеркаться. Практически сразу раздались голоса медсестер, зовущих пациентов с прогулки на ужин. Одна барышня обошла вокруг здания, периодически выкрикивая: «Прогулка закончена!» С заднего двора отъехала машина, хлопнули ворота — стало совсем тихо. Минут двадцать мы простояли за деревом, опасаясь, что сейчас выйдут охранники и более тщательно прочешут территорию клиники, но никто так и не появился.

— Восемь? Ну что? Пойдем? — толкнула я Степу в бок.

Солнце закатилось, и сразу накатило холодом — все-таки не зря мы пошли в теплых куртках.

— Надо подождать хотя бы до девяти. Уходить с ужина Орлов не стал — ему нужно было алиби. Сейчас психов покормят, и персонал начнет разбегаться по домам. Вот тогда и посмотрим, какие двери закроют, а какие — нет. Стоим здесь. Отсюда хорошо просматривается и задний двор, и аллея, ведущая к центральному входу.

Степа оказалась права. В половине девятого по аллее прошествовали барышни, сменившие форму медсестер на джинсы и яркие курточки. А еще через какое-то время ушли с работы санитары и работники кухни.

— Из медперсонала остались только дежурные врачи, дежурные медсестры и охранники. Без четверти десять? Пошли? — дернула я Степу за рукав. — Ольга была убита в районе десяти, значит, проверять алиби Орлова после десяти не имеет смысла.

Стараясь держаться подальше от фонарей, мы двинулись к первой двери. Она не то, что бы была не заперта — она была открыта нараспашку, и хоть бы кто стоял рядом! К главному входу мы подходить даже не стали, увидев в открытом окне туалета мужчину попыхивающего сигаретой.

— Нет у Орлова алиби, как нет порядка в этом медицинском заведении, — пришла я к такому выводу. — А с виду так пристойно, надежно.

— Не все золото, что блестит.

Не став рисковать, мы вышли с территории так же, как и зашли. Правда, потом не удержались и позвонили в ворота центрального входа. Нам было интересно, эту клинику кто-нибудь охраняет или нет. Звонили минут пять, не меньше, лишь потом через переговорное устройство у нас спросили, чего мы хотим. Степа соврала, что мы ищем родственника, даже назвала фамилию. Нам посоветовали прийти завтра — вот и весь разговор.

Идти по ночному Арлю было совершенно нестрашно. С наступлением темноты количество туристов отнюдь не убавилось. Многолюдная толпа вынесла нас к амфитеатру. Здесь жизнь била ключом. Ряженые артисты зазывали туристов внутрь, обещая красочное и музыкальное представление. Бенгальские огни, хлопушки — все очень походило на карнавал. Странно, но у меня это повальное веселье вызвало раздражение. В мозгу всплыло выражение: «Пир во время чумы».

«Как бы плакать не пришлось», — еще подумала я.

— Что-то мне не по себе, беспокойно, — озвучила я свои внутренние ощущения.

— А знаешь, у меня такое же чувство, — призналась Степа. — Более того, мне теперь страшно общаться с этим Орловым.

— Нам бояться нечего. Мы никакого отношения к наследству не имеем. Живем в одном номере. Убить нас одновременно весьма проблематично — обе громко кричим. Если только отравить попытаются, — пошутила я.

Предчувствия нас не обманули. В наше отсутствие что-то произошло. Это мы поняли сразу, как только переступили порог гостиницы.

Во-первых, в холле подозрительно много было людей с обеспокоенными лицами.

Во-вторых, при входе мы столкнулись с доктором в белом халате. Увидев в уголке истерично рыдающую Эмму, стало понятно, что врача вызвали отнюдь не к больному гриппом. Выяснить, кому плохо, не составило труда. Окинув взглядом толпу людей, я недосчиталась только Вени, Меркурьева и Ярославы. На душе стало совсем беспокойно. Правда, через минуту я вздохнула с облегчением — Куропаткин вышел из столовой со стаканом воды для Эммы. Оставались Меркурьев и Ярослава.

— Веня, а что здесь творится? — спросила я, как только он передал стакан с водой Анри и подошел к нам.

— Да, Ярослава…

— Она жива?

— Да, слава богу. Представьте, упала со ступенек. Решила спуститься вниз, чтобы выпить кофе, но на лестнице у нее закружилась голова. Вот невезение. Видимо, давление упало. Грохнулась будь здоров. Даже сознание на несколько минут потеряла. Хорошо, что все обошлось — кости целы. Григорий здесь, в холле, был. Он и вызвал неотложку.

— А Анри был на месте? Почему он не вызвал?

— Этого лентяя не было, но Гришка не растерялся и назвал адрес, а там уже сообразили, что надо срочно выезжать.

— А почему Эмма так рыдает? Я даже подумала, что в отеле еще один покойник.

— Мы тоже так подумали, услышав ее рев. Гришка даже не мог определить, кому доктор больше нужен, ей или Ярославе?

— Да уж. А где Меркурьев?

— В номере у Ярославы. Там же находится медсестра. У нее смена уже закончилась, но наш адвокат заплатил, чтобы та ночью посидела с больной.

— Благородно.

На верхних ступеньках появился Аристарх Бенедиктович. Все в ожидании разъяснений подняли на него головы.

— Успокойтесь, с Ярославой все будет в порядке, — заверил он. — Переломов нет. Легкое сотрясение мозга. Нужно отлежаться. Сон и покой в таких случаях лучшее лекарство. Впрочем, сон и нам не помешает. Расходитесь, пожалуйста. Вот еще что, это касается всех, завтра утром из отеля не уходить — состоится следственный эксперимент. Думаю, в ближайшее время все постояльцы смогут покинуть отель и Францию. В эксперименте будут участвовать и служащие отеля, — эту же фразу он повторил на французском языке специально для Анри и Эммы.

Эмма скорчила свою обычную гримасу: обижено поджала губы, как будто была не довольна тем, что и ее поставили в один ряд с подозреваемыми.

Анри глазами посчитал присутствующих, демонстративно запер входную дверь, потом опять вернулся за стойку.

«Его бы рвение да пять дней назад», — подумала я.

— Аристарх Бенедиктович, а эту женщину, ту, что сидит, тоже привезут на эксперимент? — спросила Степа.

— Разумеется, — ответил Меркурьев и, избегая дальнейших расспросов, скрылся за дверью своего номера.

— Никто не хочет выпить чая? — предложила я.

Меня не поддержали. Кто-то пожелал всем спокойной ночи, кто-то молча пошел к себе. Через минуту в холле остались только я и Степа, ну и Анри за стойкой.

А чай мы все же заказали у Эммы, но только в номер.

Я думала, заснуть будет трудно. Когда голова перегружена информацией, у меня всегда проблемы со сном. В этот вечер стоило мне коснуться головой подушки, как я мгновенно отключилась.

Проснулась поздно и с тяжелой головой. Рядом стонала Степа.

— Что с тобой?

— Да что-то мне нехорошо. Попробовала подняться — голова закружилась. Вялость какая-то, апатия.

— Мне тоже не по себе. Подташнивает, знобит. Еще и голова… Никогда не страдала похмельным синдромом, но, по-моему, алкоголики чувствуют то же, что я сейчас. Не вставала бы, но надо.