У окна стояла Ярослава и ничегошеньки не понимала. Степа и Алина из спальни наблюдали за происходящим, боясь подойти ближе, дабы их не прогнали.

Я, стараясь не привлекать к себе внимания, бочком переместилась к Степе, чтобы та переводила мне и Алине.

— Что здесь произошло без меня? — спросила я шепотом у подруг.

— Эмма забилась в истерике, когда ей предложили замахнуться на Ярославу, — поведала Степа. — Начала выкрикивать, что она никого не убивала, принесла хозяйке чай, а той стало плохо. С ее слов Ольга пошатнулась. Когда падала, задела статуэтку, которая и свалилась бедняжке на голову. Нелепая случайность. А убежала, потому что испугалась. Бред какой-то! Потом решила вернуться, чтобы в случае надобности вызвать скорую. Но Ольга уже была мертва, а рядом с ней находилась Алина.

— И она решила ввести всех в заблуждение, всё списав на Алину?

— Да.

Эмма немного успокоилась, и с ней возобновили беседу.

— Мадам Дюпон, вот ордер на обыск. Мы можем обыскать весь дом, но, может, вы сами отдадите препарат, которым были отравлены мадам Ольга и ее мать? — предложил полицейский.

— Какой препарат?! — Эмма попыталась изобразить на лице одновременно и недоуменнее, и возмущение.

— Лекарство, которым лечат повышенную возбудимость. Передозировка этого препарата может вызвать паралич и привести к смерти, что собственно и случилось с мадам Ириной. У Ольги до паралича дело не дошло, но ее потеря равновесия — прямое следствие приема препарата.

— Что вы такое говорите! У меня есть в комнате лекарства, но я их покупаю для сына. Он у меня не совсем здоров. Зачем я буду отдавать кому-то лекарство, если оно стоит больших денег? — стала оправдываться Эмма, при этом отводя глаза в сторону и сотрясаясь мелкой дрожью.

Нервы у нее были ни к черту. Я поймала себя на мысли, что Эмма не врала, когда говорила, что Ольга случайно сбила статуэтку. С такими нервами и с такой комплекцией не полезешь на женщину, которая и выше, и сильнее. А вот подсыпать отраву в чай — легко.

Слабину Эммы почувствовали и полицейские.

— Мадам, у нас на руках результаты экспертизы. В ваших интересах во всем сознаться.

— О! — Эмма возвела к потолку руки, — мадам Ирина была такая капризная, ко всему придиралась, особенно тогда, когда в доме не было мадам Ольги. Она постоянно тыкала меня носом. Она считала, что в отсутствие дочери является полновластной хозяйкой.

— А вы считали, что это не так, — я сделала из спальни шаг вперед. — Степа, переводи. Скажите, Эмма, ваш ребенок рожден от господина Матье? Следовательно, является прямым наследником?

Полицейские удивленно на меня посмотрели. Я перевела взгляд на Степу, мол, что же ты молчишь? Степа вздохнула и стала переводить. Взгляды присутствующих вновь сконцентрировались на Эмме.

— Да, — сглотнула слюну Эмма, — у меня есть сын, и он родственник господина Матье, но не сын, а … племянник.

— А разве у господина Матье есть родные сестры или братья? — спросила Степа.

— Были. Вернее, был брат Франсуа, который был младше месье Жака на двадцать лет. Он родился от второй жены отца Жака, рос своенравным и избалованным ребенком. Его отправили в закрытую школу в надежде на то, что там ему вправят мозги, но, видимо, ошиблись с выбором заведения — он еще больше испортился. Учиться дальше не захотел, а вскоре пристрастился к вину. Пытались лечить, но все без толку. Его праздный образ жизни раздражал отца. А после того, как мать Франсуа умерла от пневмонии, отец вычеркнул его из завещания. Поговаривают, что перед этим у господина Матье пропали из сейфа деньги, а потом несколько дорогих картин из кабинета и что-то по мелочам. И все это за одну неделю. Когда деньги пропали, господин Матье весьма бурно негодовал. Был такой переполох в доме! Когда исчезли картины, его любимые картины, он словно в себя ушел, так переживал. А вскоре он умер. После смерти отца Жак Матье выгнал брата на улицу, даже собраться не дал. Буквально через пару месяцев Франсуа нашли мертвым в своей квартире. Если честно, то все к этому шло. Он приглашал к себе всякий сброд. Убить мог любой из его собутыльников. Вероятно, поэтому месье Жак не стал настаивать на более тщательном расследовании и не стал возражать против того, чтобы Франсуа похоронили рядом с отцом и матерью.

— А как вы умудрились родить ребенка от Франсуа?

— Это произошло случайно, — густо покраснев, призналась Эмма. — После оглашения завещания Франсуа был вне себя от ярости. Он спустился в подвал и стал там все крушить. Как на грех, я спустилась туда незадолго до его появления. Уже выходила, когда он преградил мне дорогу. Я хотела его успокоить, а он набросился на меня… Когда я родила Жерара, Франсуа уже не было в живых. Я набралась смелости и рассказала месье Жаку о том, что мой сын — его родной племянник, но он ответил: «Единственное, что я могу для тебя сделать, это не выгнать с работы. Работай, как и прежде. Я даже подниму тебе зарплату в качестве моральной компенсации, но ты и словом не обмолвишься о том, что мой брат — отец твоего ребенка. Молчи, как молчала. Впрочем, ты все равно ничего не докажешь».

— Он не захотел признать вашего сына своим племянником, потому что тот был болен?

— Нет, болезнь проявилась позже. Месье Жак не признал моего сына, потому что ненавидел своего брата.

— А ребенок жил здесь?

— Нет, сначала с моей матерью в деревне. Потом, когда я поняла, что с моим сыном не все в порядке, показала его врачам. Те посоветовали определить его в закрытую клинику.

— Кстати, как отреагировал Анри на рождение сына?

— Никак, мы поженились двадцать лет назад, а Жерару в прошлом месяце исполнилось двадцать пять. Анри знал, что у меня есть больной ребенок, но к общению с ним не стремился.

— Ну, а зачем вы решили отправить на тот свет Ольгу и ее мать? Ведь ваш сын не помешал вам устроить свою личную жизнь. Вы бы и дальше получали и зарплату, и денежное пособие, оставленное вам месье Жаком.

— Понимаете, в последнее время Жерар стал очень беспокойным. Требовались большие деньги на его лечение. Мне уже не хватало ни зарплаты, ни пособия. А мой Жерар все-таки имеет отношение к семье Матье, — сказала Эмма и непроизвольно выпрямила спину, показывая и свою принадлежность к роду Матье.

Она перестала бояться, даже стала говорить громче, в голосе появилась уверенность в своей правоте, глаза вспыхнули неистовым блеском. Я поймала себя на мысли, что болезнь мальчику могла передаться и от матери.

— Вы могли бы подойти к хозяйке и попросить денег, — предположил Меркурьев.

— Нет, русские очень жадные. Они любят получать все даром. Они могут взять оставленную без присмотра вещь. Да что там говорить, они могут украсть! Мадам Ирина перетащила в свою комнату все запасы туалетного мыла и шампуня. У нее в шкафу я нашла четыре махровых халата. Зачем ей столько, если она все равно не стирает сама? Нет, мадам Ольга не повысила бы мне зарплату и денег не дала. И это при том, что все эти деньги должны были принадлежать не ей, а моему Жерару.