– У тебя есть жалобы или просьбы, дружок? – дружелюбно спросил Поллен.

– Это издевательство над ребенком, – сказал Дед ломким голосом. – Я буду жаловаться в ювенальную юстицию.

– Ее здесь не существует, – покачал головой Поллен.

– Это Ашот Саркисян, поручик, – продолжал капитан. – Портал средней продолжительности, нестабильный, но очень большой, до трех метров. Адреналиновый проводник первого рода.

– Плохо, – нахмурился Поллен, разглядывая Скрипача.

– Возникает на расстоянии около десяти метров, – продолжил капитан. – Так что тут портал ему ничем не поможет. Полагаю, мы можем снять с господина старшего сержанта наручники.

Поллен мгновение размышлял, потом покачал головой.

– Это будет некрасиво по отношению к женщинам и детям. Пусть остается в наручниках.

Следующим был Хмель. И был он не только закован в наручники, но и с кляпом во рту.

– Петр Хмель, штабс-капитан. Портал средней продолжительности, стабильный, два метра. Возникает спереди, на расстоянии двух-трех метров. Для возникновения господину Хмелю требуется петь.

Я заметил, как все наши, кроме Ашота, удивленно уставились на Хмеля.

– В ориентировке он проходил как немой, – удивился Поллен.

– Нет, просто молчаливый, – усмехнулся капитан.

– Кляп не убирать, но следите за дыханием, – заботливо сказал Поллен.

Еще пара шагов, и они остановились передо мной.

– Иван Переславский, поручик, в Центрум ходит три года.

– О, на этой заставе служат одни только офицеры, – развеселился Поллен.

– У них там никакой субординации толком нет, – поморщился Григорий. – Проблема дальних застав, не играющих особой роли. Разгильдяйство, вольница и анархия.

– Как это по-русски, – важно кивнул Поллен. Впрочем, подумав секунду, добавил: – И еще свойственно американцам.

– Вы, наверное, из Лотарингии или Эльзаса? – спросил я.

Поллен вздрогнул, будто не ожидал, что заключенные станут с ним разговаривать.

– С чего вы взяли, господин…

– Переславский, – вставил капитан. – Иван.

– Господин Иван. С чего вы это взяли?

– Да есть в вас какая-то немецкая страсть к порядку, – сказал я.

Секунду Поллен буравил меня подозрительным взглядом, будто решая, оскорбил я его или нет. Потом, очевидно, решил, что такое ничтожное существо, как солдат с провинциальной никому не нужной заставы, оскорбить полковника не способно.

– Я из Эльзаса, вы наблюдательны, Иван, – сказал он. – Но я чистокровный француз.

– По чванству сразу видно, – негромко сказала Ведьма из своей клетки.

– Портал короткий, стабильный, – быстро заговорил капитан. – Два метра в диаметре. Очень забавный. Заднее расположение…

Я крепко сжал зубы. Григорий секунду насмешливо смотрел на меня, потом прошептал что-то Поллену на ухо.

– Вот как? – полковник оглядел меня не то с брезгливостью, не то с презрением. – Как это…

Наши взгляды встретились.

– Как это затейливо, – закончил Поллен. Откашлялся. Добавил: – Но наручники оставьте.

– Эйжел Тай-Клёус, – сообщил Григорий, увлекая его к следующей клетке.

– Бригадир наемников? – удивился Поллен. – Она ведь не с заставы!

– Нет, господин Поллен. Более того, помогла нам – доставила тех, кого мы не взяли на месте.

– И что же тогда она здесь делает? – театрально воскликнул Поллен. – Грегор, я удивлен и возмущен!

– Господин полковник, я принял на себя ответственность задержать мадемуазель Эйжел, поскольку у нее были продолжительные романтические отношения с задержанными, – сказал Григорий. – Два года у нее длился роман с Александром Бобриковым, затем – два года с Иваном Переславским. После этого – эпизодически встречалась с Хмелем и Саркисяном.

Я вздрогнул. Посмотрел в сторону клетки со Стариком. Увы, расстояние и решетки мешали. Хотя что бы я ему сказал? Ну были у него отношения с Эйжел… до меня ведь были… в общем-то, я догадывался. Про Скрипача я знал, он сам спрашивал, не буду ли я против, а вот про Иван Иваныча…

– Понимаю, понимаю… – пробормотал Поллен.

– В такой ситуации нельзя исключать двойной и даже тройной игры, – продолжил Григорий. – Я не решился рисковать.

– Не будет ли проблем с кланом Тай-Клёус? – спросил Поллен.

– Она младшая дочь одной из наложниц вождя, – равнодушным тоном произнес Григорий. – Это… не очень важно для клана. Она вообще там не появлялась уже десять лет. Полагаю, небольшая партия хорошего оружия уладит все проблемы.

Поллен покивал. Потом спросил:

– Мадемуазель Эйжел, вы что-то можете сказать по этому поводу?

Эйжел стояла в своей клетке, прямая как тростинка, бледная и униженная. В нашу сторону она старалась не смотреть.

– Господин полковник, я помогла задержать людей, к которым очень тепло отношусь, – сказала Эйжел. – Но я патриот Центрума…

– Мадемуазель, я уверен, что это недоразумение и оно будет быстро рассеяно, – сказал Поллен. – Но ради Центрума вы должны потерпеть. Всего двенадцать часов пути до Марине. Я уверен, что сразу по приезде вас отпустят, но сам я не готов принимать такие решения. Мы благодарны вам за вашу работу, вы получите вознаграждение и, скорее всего, медаль. Я лично буду ходатайствовать…

– Ходатайствуй, чтоб тебя мать назад родила! – закричала Эйжел. – Я не ради денег это делала! Отпустите меня!

– Простите, но это невозможно, – холодно сказал Поллен. – Ни то, ни другое. Терпение, мадемуазель. Терпение.

Он откашлялся и, утратив к Эйжел всякий интерес, окинул взглядом клетки. Стало как-то совсем тихо – все поняли, что нам собираются что-то сообщить.

– Уважаемые соратники! – сказал Поллен. – Да, да, соратники. Я уверен, что большинство из вас – честные пограничники, несущие возложенную на них задачу по защите Центрума и Земли! Я уверен, что среди вас – шесть честных пограничников.

Он помолчал. А потом, с прорвавшейся ненавистью, произнес:

– И еще один… человек. Предатель, работающий на Очаг. На мир, уничтоживший цивилизацию Центрума… и готовящийся уничтожить нашу цивилизацию. Наши самолеты и поезда, компьютеры и телефоны, дома и фермы. Предатель, желающий обрушить нас в средневековье… и наша катастрофа будет посильнее той, что ударила по Центруму, ведь мы сейчас более развиты, мы сильнее зависим от нефти, пластмассы, электроники…

Передохнув секунду, будто обдумывая, не добавить ли еще чего-то в список наших достижений, Поллен совсем тихо сказал:

– А может, он и не предатель? Может, он патриот… патриот Очага? Работающий под прикрытием, обманывающий вас… подумайте.