Я видел, как тёмное пятно вспухло на левой стороне груди Рубина. Выражение удивления на его лице.

После успешного выстрела боевик попытался достать и меня. И это ему почти удалось. Только я действовал уже на каком-то совершенно другом уровне восприятия, почти не осознавая происходящее. Я оказался быстрее.

Группа захвата была уничтожена. Сколько у нас оставалось времени до подхода следующей? Минута? Две?

Как бы то ни было, нельзя терять ни мгновения.

В пару прыжков оказавшись возле Рубина. Он был жив. Пытался улыбнуться и что-то сказать мне — сквозь розовую пену на губах.

Плохо дело, лёгкое пробито… но сердце, скорее всего, не задето, значит, есть шанс.

Замотать плёнкой, перетянуть… сколько это даст? Может пару часов, может, даже больше.

Но рана такая, что в полевых условиях не сладить. Нужна больница.

Где может быть ближайшая, в зелёной зоне?

Под Рязанью, видимо, в Сасово. Перед глазами услужливо раскручивались изученные карты.

Ехать часов семь-восемь… это если сильно повезёт и без приключений на дороге. Плюс дотащить Рубина до машины… плюс сделать первичную обработку…

Шансов почти нет. Да кого я обманываю: их нет. Совсем.

Разве что сдаться? Тут ведь наверняка есть медики… попытаться захватить их в заложники? Но тут я вспомнил шприцы. И тот факт, что у меня не хватит квалификации контролировать работу местных врачей.

Всё это мгновенно промелькнуло у меня в голове. И вот я стою у Рубина, и не знаю, что сказать.

Я прикрыл глаза на мгновение. Перед глазами вдруг возник образ: синее небо и призрачная, едва заметная крылатая тень, скользящая среди облаков.

Я встрепенулся.

Крылья — это скорость. А ведь прямо сейчас, на этой горе, есть как минимум один из планёров. Если его конструкция такая же, как у того, что мы нашли раньше — у него есть движок, чтобы набрать высоту.

Да, планёры не летают по ночам на равнине… я достал телефон и взглянул на часы. Четыре часа утра. Восход, скорее всего, был! Значит, есть шанс.

Я разорвал форму на груди Рубина, за ней — майку. Осмотрел рану. Кровь вытекает достаточно медленно, если повезло, крупные сосуды не задеты. Выходного отверстия нет, пуля внутри. Надо герметизировать рану…

— Оставь… — прохрипел Рубин, сжимая мою руку. — Не судьба.

— Планёр! — выпалил я, вспоминая про одноразовые комбинезоны, которые я видел на посту.

— Что?

Оставив Рубина удивлённо хлопать глазами, я метнулся на пост. Через полминуты я уже прижимал к его ране кусок полимера, стараясь туго примотать его остатками его майки.

Сильно не хватало аптечки. Она бы сейчас могла дать силы и время, совершенно нам необходимые. Без неё многое зависело от волевых качеств моего напарника.

Сорвав с одного из штурмовиков бронежилет, я надел его на Рубина. Потом помог ему подняться.

— Ты умеешь управлять планёром? — спросил он, когда мы двинулись вперёд.

— Летал на параплане. Думаю, принцип тот же, — ответил я.

— Верно… если что я подскажу…

Видимо, только запредельная наглость моего плана позволила ему успешно осуществиться.

Когда мы вернулись к центральному атриуму, двери уже были заблокированы. Все — кроме нашей. Её оставили, видимо, для прохода подмоги штурмовиков, с которыми мы разминулись на считанные секунды. Я успел увидеть их, когда мы уже были внутри спиральной лестницы, дублирующей центральные лифты. Тут не было блокирующих дверей, видимо, из соображений пожарной безопасности, так что мы беспрепятственно поднялись до самого верхнего уровня.

Чего это стоило Рубину оставалось только догадываться. Он не стонал, и не жаловался — только плотнее, до скрипа сжимал челюсти.

И вот мы наверху. Тут был небольшой контрольный пост. Часовые даже понять не успели, что с ними произошло — нам было не до церемоний.

Планёр действительно был на месте. Возле основания искусственно устроенной горки, которая обрывалась у кромки двухцветной горы. Двухместная модель, с двумя крохотными спаренными реактивными двигателями, выдвигающимися на пилоне позади кабины.

Оставалось только надеяться, что он полностью заправлен и готов к полёту.

Пристегнув Рубина, я открыл панель управления двигателями. Тут всё было предельно понятно, все кнопки снабжены пиктограммами.

Я включил стартер. Движки загудели, медленно раскручиваясь.

Эти секунды, пока я устраивался в кресле пилота, наблюдая за показаниями движков, были очень, очень длинными.

— Рукоятка тормоза справа, — прохрипел Рубин.

Я молча кивнул.

Я ожидал, что в любой момент из горы выбегут штурмовики, расстреливая хрупкий аппарат из автоматов, лишая нас последней надежды на спасение…

И они действительно выбежали и начали стрелять. Уже тогда, когда мы были в воздухе. Я видел внизу, среди стелящегося по склонам тумана, вспышки автоматных очередей.

— Компас открой на телефоне… — сказал Рубин.

Теперь его голос звучал куда слабее.

— Ты как? — спросил я, доставая смартфон и корректируя направление.

Восходящее Солнце теперь светило прямо в глаза, приходилось щуриться.

— Время есть… — уклончиво ответил Рубин. — Куда летим-то? Есть план?

— В Сасово есть уцелевшая больница, — ответил я. — Специально смотрел до выезда. Вот, пригодилось…

— Хорошо… — вздохнул Рубин, после чего добавил: — Узнал чего-нибудь полезного?

— Они что-то готовят, — ответил я. — Какой-то запуск. Кажется, это как-то связано с нашей миссией, с аэродромом.

— Запуск? Когда? Ты слышал?

— Да вроде чуть ли не завтра, — ответил я.

— Завтра?

Тон, которым Рубин произнёс это слово, заставил меня обернуться, пускай и в кабине планёра сделать это было достаточно сложно.

Он глядел на меня чуть затуманенным от боли, но вполне осознанным взглядом. Если бы я его не знал, то решил бы, что он напуган.

— Тор… — сказал он. — Надо лететь в Жуковский…

Я ничего не ответил, даже