— Тор, ты не понимаешь… — продолжал Рубин.

— Не понимаю, — согласился я, наблюдая за тем, как движется указатель горючего. До обидного быстро. — Мне нужна помощь. Как восходящие потоки находить? По облакам?

Я оглядел горизонт. Как назло, ни одного облачка…

— Нам надо в Жуковский… любой ценой…

— Ты умрёшь. Ты понимаешь это?

— Значит, ты сам справишься, — ответил Рубин.

Я глядел в нежно-голубое рассветное небо, до боли стискивая зубы.

Глава 20

Я рассуждал просто: у Рубина оставалось часов пять жизни, максимум. Может, и того меньше. Это если не доставить его в медицинское учреждение. А до завтрашнего «запуска» непонятно чего и зачем — сутки. Пускай даже чуть меньше, двадцать часов до ровного счёта. Двадцать ведь больше пяти, верно?

Так что нужно заниматься вопросами по степени их срочности.

Приняв решение, я продолжал набирать высоту, двигаясь вдоль естественного ориентира — Москва-реки. За остатками Коломны она впадает в Оку, которая доведёт меня до Рязани и дальше. Хорошо, что есть реки. Иначе мне, неопытному штурману, пришлось бы реально тяжело.

— Тор, ты что творишь? — спросил Рубин. Судя по всему, напарнику моё решение не понравилось.

— Везу тебя в больницу, — бодро ответил я. — Ты, кстати, помогать обещал, помнишь?

— Нет, Тор, нет… не делай глупостей. Ты должен лететь в Жуковский…

Чувствовалось, что разговоры даются ему не просто.

— Успеется, — возразил я.

— Ты не представляешь себе…

— Так расскажи мне, — предложил я.

Последовала долгая пауза, в течение которой я пытался вычислить, насколько хватит горючего в баках. Мы набрали около полутора тысяч метров, и выше двух я забираться не намеревался: для Рубина это не слишком полезно, в его состоянии. Значит, скоро нужно будет движки выключить, после чего искать восходящие потоки.

— Не могу… — наконец, ответил Тор. — Но это очень важно, поверь.

— Верю, что тебе так сейчас кажется, — ответил я. — Учитывая твою рану, ты не можешь быть в ясном сознании.

— Вот упёртый… — выдохнул он. Снова последовала пауза, после которой он сказал: — как заглушишь движки, ориентируйся… на сигнал высотомера… это такой писк будет, когда высоту набираешь… поймёшь…

Он говорил с паузами, давая себе возможность отдышаться.

— Понял, понял, — кивнул я. — Лежи смирно. Говори только если увидишь, что я какую-то откровенную глупость делаю. Дыхание береги.

— Ты… уже делаешь глупость.

Я посмотрел на стрелку высотомера. Тысяча восемьсот. И ещё полбака горючего. Неплохо живём! Я потянулся, чтобы вырубить движки, и только теперь заметил, что у меня вся левая рука в крови. Вспомнил про свою рану, досадливо цокнул.

Заниматься перевязкой внутри тесной кабины, управляя аппаратом, за штурвалом которого оказался впервые в жизни — такое себе удовольствие. Однако же я справился. Правда, пришлось порвать майку, больше никакого материала под рукой не было.

Вырубил движок, и стал высматривать облачка, едва наметившиеся в утреннем небе.

Первый восходящий поток я поймал вовсе не под облаком. Стоило залететь в полосу над рекой, как меня довольно резко подхватило и понесло наверх. Запищал высотомер. Довольно удобная штука оказалась: по частоте его писка можно определить, с какой скоростью ты поднимаешься.

— Спираль… закручивай… — выдохнул Рубин.

— Высота тысяча восемьсот, — возразил я. — выше не полезу.

— Ясно… держи курс на облака… и воду внизу…

— Понял, понял… — сказал я.

Эх, жаль, что рации мы оставили в машине. Шифрованный канал недоступен — а ведь ситуация сложилась такая, что экстренный выход на связь был более, чем оправдан.

В кабине планёра была своя радиостанция, выключенная. Немного поколебавшись, я активировал её.

— … канал. Предлагаем допуск, — тут же ожил встроенный динамик. — Гарантируем участие.

Говорил мужчина. Вероятно, повторяющееся сообщения, рассчитанное на нас. «Интересно, чем будут пробовать нас соблазнить», — подумал я.

Однако через пару секунд передача прервалась.

Я задумался, стоит ли передать информацию по открытому каналу. Хотя бы чтобы в больницу подмогу выслали; времени-то останется совсем мало, чтобы разрулить ситуацию в Жуковском. Уже даже потянулся, чтобы перестроить канал, но тут рация снова ожила.

— Видим, что рация активирована, — произнёс низкий мужской голос. — Ещё не поздно передумать. Собственно, у вас выбора нет: процесс остановить вы уже не сможете. Возвращайтесь, и мы гарантируем участие в программе первого уровня. Для вас и ваших семей. Поверьте, это лучшее будущее, которое вы можете обеспечить себе и близким.

Последовала пауза. Предполагалось, что мы знаем, что такое «программа первого уровня»?

Я оглянулся и посмотрел на Рубина. Тот сидел, бледный, напряжённый, стиснув зубы. Заметив мой взгляд, он отрицательно мотнул головой.

— Алексей Смирнов, вы опасно ранены, — продолжал тот же голос. — Ваш аппарат не сможет своевременно доставить вас до медицинского учреждения нужного уровня. Возвращайтесь на базу.

Я снова посмотрел на Рубина. Тот ответил лёгкой улыбкой, после чего одними губами произнёс: «Вот и познакомились».

— Вижу, что вы слушаете… подскажите, а ваш таинственный напарник знает, кто вы? И о программе? Он ведь ведёт себя явно неадекватно ситуации. Подскажите, таинственный незнакомец, вы ведь знаете, в какой операции участвуете?

Снова небольшая пауза. Я опять посмотрел на Рубина. Или теперь правильнее называть его Лёха?.. Он спокойно ответил на мой взгляд.

— Видимо, я не ошибусь, если скажу, что нет. Вы не знаете этого. Страховка вашего руководства от излишних соблазнов, которые могли бы встретиться по дороге. Верно? Что ж, в определённом смысле вам повезло: предложение об участии в программе первого уровня относится и к вам тоже. Кроме того, вам, наверно, интересно будет узнать, что Алексей Смирнов, лётчик, участник программы «Эос». Вы, наверно, и не слышали про такую? Что ж, мне будет приятно…