В результате потребовалось всего три телефонных звонка. Идея пришла мне в голову, как только ты опубликовала название ретрита.

Очень на тебя похоже – сообщить во всеуслышание, где ты будешь совмещать поиски душевного равновесия с бесплатным отпуском. Типичная Эмми Джексон.

Первый звонок я сделала вчера вечером: позвонила в ретрит, представилась твоим ассистентом (никто в этом не усомнился) и сообщила, что хочу подтвердить договоренности. Вы пришлете такси? Разумеется, уже заказано. Машина приедет к дому Эмми в одиннадцать утра? Прекрасно.

Второй раз я позвонила по тому же номеру сегодня утром, чтобы принести извинения. Я разговариваю с тем же администратором, что и вчера? Да, так и есть. Чем могу помочь? Прошу прощения, у Эмми проблема с ребенком. Бедный малыш всю ночь температурил, а с утра его тошнит. Мы ждем неотложку, и не исключено, что придется ехать в больницу. Можно ли перенести заезд? Извините, что сообщаем в последний момент, Эмми и Медвежонок мечтали к вам приехать.

Сотрудники ретрита проявили полное понимание. Я обещала уточнить дату переноса и перезвонить. Меня попросили передать наилучшие пожелания Эмми и здоровья Медвежонку. Разумеется, они отменят машину и объяснят ситуацию.

Третий звонок был в местное такси. Не могли бы вы забрать человека в Лондоне сегодня в одиннадцать утра? Какая машина? Синий «Приус»? Просто замечательно. Пассажирку зовут Эмми Джексон, с ней маленький ребенок. Скорее всего, у нее будет много багажа. Куда поедем? Я назвала этот адрес и объяснила, как добраться. Увидите грунтовую дорогу, поезжайте по ней. Буду ждать вас на улице. Да, заплачу наличными. Сколько? Хорошо, приготовлю без сдачи.

Удивительно, как легкомысленно мы готовы сесть в незнакомый автомобиль, не сомневаясь, что он отвезет нас куда нужно.

И вот ты здесь.

Едва войдя в дом, ты сразу усомнилась, туда ли попала. Полагаю, ты ожидала чего-то более модного, не столь домашнего. Наверняка тебе пришло в голову, что это жилище не похоже на фотографии с сайта. Я заметила, как ты оглядываешься по сторонам, с пренебрежением обозреваешь безделушки и предметы декора, с любовью собранные моей дочерью.

Если у меня и были какие-то сомнения, твоя плохо скрытая насмешка полностью их уничтожила.

Пропофол – вот что я подлила в чашку с чаем. Широко применяемый мышечный релаксант и седативный препарат, в качестве побочного эффекта вызывает ретроградную амнезию. Ты сделала три глотка и отключилась на середине фразы.

Хочу внести ясность: ты этого заслуживаешь. По крайней мере, я так считаю.

Пропофол нужен был, чтобы быстро тебя вырубить. Я затащила твое бесчувственное тело наверх (пришлось изрядно попотеть), уложила в постель и поставила капельницу. В капельнице – мидазолам, тот самый препарат, который оказалось труднее всего достать. Я припрятывала его буквально по капле: контрабандой выносила полупустые ампулы, остающиеся после операций, и хранила в холодильнике, пока не набрала нужное количество. Неудивительно, что в больнице за его использованием тщательно следят. Мидазолам – сильнодействующее средство, мышечный релаксант и успокоительное, поэтому его дают пациентам перед операцией. Не для того, чтобы привести в бессознательное состояние, а чтобы подавить инстинктивную панику, желание сопротивляться и убежать.

В идеальном мире – если б нас снимали в кино, – я просто оставила бы тебя на кровати и ушла. К сожалению, в реальной жизни это не работает; я уже объясняла, почему. У меня нет цели тебя убить, поэтому, чтобы осуществить задуманное, мне придется за тобой присматривать. Разумеется, не все время. Вряд ли я смогу долго находиться с тобой в одной комнате, учитывая, что здесь будет происходить в течение следующих нескольких дней. Я буду в гостиной или в саду. Каждые шесть часов буду мерить тебе давление, проверять, в норме ли дыхание и не засорились ли воздуховодные трубки, измерять уровень углекислого газа в крови и время от времени ставить новую капельницу с мидазоламом, чтобы ты продолжала находиться без сознания. Не волнуйся, Эмми, я профессионал: хороший уход тебе обеспечен. Сейчас прикреплю оксиметрический датчик – и порядок.

Я упоминала, что ты в комнате моей дочери, в ее постели?

Если б ты находилась в сознании, если б твоя способность паниковать или серьезно беспокоиться не была бы химически подавлена, я знаю, о чем бы ты меня спросила. Ничего, я отвечу. Медвежонок будет с тобой.

Теперь я спущусь в гостиную, выну его из люльки и принесу сюда. Не бойся, я не причиню малышу вреда, просто положу к тебе под бок. Кровать большая, отлично приспособленная для совместного сна. Твой сын никуда не денется. Я к нему даже пальцем не притронусь.

Думаю, хватит двух-трех дней. Надеюсь, ты понимаешь, Эмми, что я не испытываю никакого удовольствия. Наверняка меня будут терзать угрызения совести. В какой-то момент мне отчаянно захочется положить этому конец, и я буду изо всех сил сжимать ручки кресла, чтобы не подняться к тебе и не объявить, что все позади. Я приготовила наушники, компакт-диски и кассеты с музыкой, которую слушала, когда Грейс была маленькая: «АББА» и «Битлз».

Смерть наступит от обезвоживания. Здоровый взрослый человек способен прожить без еды три недели, а без воды – всего три или четыре дня. А ребенок? Он и половину этого срока не протянет.

Все это время ты будешь рядом с ним.

Пожалуй, подержу тебя без сознания четыре дня. Чтобы уж наверняка. Потом введу последнюю дозу мидазолама, половинную, на двенадцать часов, отключу капельницу, положу эти листы бумаги в конверт, напишу на нем твое имя, оставлю на столе в гостиной и уйду.

Ты придешь в себя утром. Когда встает солнце, в комнате очень красиво.

Эмми Джексон, пойми: я не злодейка и не сумасшедшая. Мне не доставит удовольствия видеть страдания твоего ребенка. Я не хочу присутствовать при его гибели. У меня тоже есть сердце. Я очень хорошо представляю, что ты будешь чувствовать, когда придешь в себя, увидишь незнакомый потолок, поймешь, что лежишь в чужой постели, вспомнишь о сыне и попытаешься его найти.

Я не желаю лицезреть, что будет дальше. Не хочу находиться здесь, когда ты поймешь, что теперь каждое воспоминание о твоем малыше будет причинять невыносимую боль, когда представишь, какие мучения ему пришлось вынести, и взвоешь как зверь, не помня себя от горя.

Моя дочь чувствовала то же самое.

Однако я убеждена, что люди должны отвечать за свои слова, за последствия своих поступков, поэтому заставляю себя воссоздать в воображении дальнейшие события.

Вот ты, пошатываясь и страдая от головокружения, медленно спускаешься вниз, запинаешься об угол ковра.

Прижимаешь к груди нечто, завернутое в одеяло, не в силах выпустить сверток из рук.

Джек рассказывал, как врачи «Скорой помощи» уговаривали Грейс отпустить Эйлсу хотя бы на минутку. Моя дочь беспокоилась, что девочка замерзнет, требовала принести одеяла, да поскорее. Она ворковала с Эйлсой, даже отдав ее докторам, просила не волноваться, ведь мамочка рядом.