Осознав свое положение, она невольно напряглась и затаила дыхание.

– Проснулась? – чуть хриплый ото сна мужской голос доселе неведомой лаской прошелся по ее телу, вызывая целый рой мурашек на коже.

– Я… – хотела она что-то сказать, как вдруг оказалась лежащей на спине, в то время как Рик нависал над ней. Легкая улыбка коснулась его губ, когда он сказал:

– Здорово же ты меня напугала. – Он смотрел, как широко распахиваются глаза принцессы от таких простых, но столь неожиданных для нее слов, и какая гамма эмоций отражается на ее вечно невозмутимом лице, и твердо понимал лишь одно, что теперь он всегда должен говорить нечто неожиданное для нее, лишь бы увидеть то, что на самом деле она чувствует.

– Что… что произошло? – кое-как совладав с собственным дыханием и эмоциями, все же спросила она.

– Ох, – усмехнулся Рик, нервно качнув головой, – много всего, как оказалось. – Ложась на бок и подперев голову ладонью, заговорил он.

Йолинь же и сама не поняла, как оказалась в такой же позе напротив него.

Воспоминания прошлой ночи рваными осколками вставали перед мысленным взором. Разговор с Крайсом, танец с Риком, нападение…

– Суми, Веня… – нервно пробормотав имена дорогих ей существ, попыталась вскочить с постели она, но тут же была поймана крепкой рукой северянина.

– С ними все в порядке, – спокойно сказал он, укладывая ее обратно. – С обоими.

– Но… – попыталась было возразить она, как указательный палец Рика коснулся ее губ, и она волей-неволей замолчала, хотя неизвестно, что больше шокировало ее в этот момент: его такое вольное прикосновение или же то, что он коснулся именно ее губ.

– Но об этом чуть позже, а сперва, как так оказалось, что обычная женщина своим прикосновением испепелила вирга? – просто спросил он.

– Откуда?..

– Веня, – тут же ответил он, а Йолинь невольно напряглась, размышляя над тем, чем может ей грозить то, что теперь знает Рик. Как объяснить, если она и сама не знает, что с ней происходит?

Выражение ее лица, против воли хозяйки, вновь стало напоминать каменное изваяние. Нечитаемое и отстраненное.

– Ну нет, – вдруг лицо Рика стало совсем близко от ее собственного. – Даже не думай включать это! – слегка шлепнув ее пальцем по кончику носа, сказал он.

– Что? – вспыхнула она.

– Это, – обрисовал он пальцем в воздухе круг, – лицо из разряда «меня тут нет», – усмехнулся он.

Она смотрела в его хитро прищуренные глаза, на легкую улыбку, что вдруг расцвела на губах, и думала о том, как легко этот мужчина может вдруг стать для нее кем-то особенным. Когда он вот так смотрит, говорит и ведет себя, это так странно и так тепло становится от этого, как, пожалуй, никогда за всю ее жизнь. Почему-то перед глазами встал дворец, в котором она прожила всю жизнь. Ей вдруг показалось, что свои неполные двадцать лет она провела, словно мраморная скульптура, которую всю жизнь передвигали с места на место, усаживая в нужных кому-то позах, суфлируя ее речи словами, принадлежавшими книгам и сухим строчкам в рукописях по этикету. Все столь яркое вокруг, что сейчас кажется пресным и бесцветным. Бессмысленная обертка для красивой ледяной куклы. И теперь, под этими серыми глазами цвета шторма, она наконец-то могла согреться. Ее девичье сердце впервые чувствовало это тепло, которое так легко могло перерасти в нестерпимый жар.

– Так что? Скажешь?

Она лишь слегка прикусила нижнюю губу, прежде чем смогла ответить:

– А ты услышишь меня? – не отведя глаз, тихо спросила она.

Рик осторожно коснулся ее руки, ощущая себя отчасти отважным укротителем горного льва. На самом деле, расскажи он кому, что боится неловко шевельнуться перед собственной женой, его, пожалуй, осмеял бы весь Север. Но будь он проклят, если сейчас позволит ей ускользнуть от него и вновь скрыться в бездонной пропасти ее собственной души.

– Обещаю, все, что ты скажешь мне, я постараюсь понять и принять.

– Ты знаешь, – несмело начала она, – вот уже несколько лет я пытаюсь написать письмо отцу, и каждый раз оно обрывается на моем имени… Хотя скорее это даже не письмо домой, а попытка самой себе объяснить, что со мной произошло за эти годы.

Йолинь и сама не понимала, откуда берутся все эти слова. Она была не из тех людей, кто любил и умел говорить о том, что на сердце. То была ее территория, не подвластная никому. И то, что именно сейчас, именно этому мужчине ей хотелось рассказать о себе, было до странности пугающим. Но она желала, да, впервые желала, чтобы ее сердце услышали, поняли и не осудили. В кои-то веки ей было не все равно, что думает о ней другой человек.

– Если ты действительно хочешь понять те изменения, что коснулись меня, как и то, каково испытывать их мне, то, пожалуй, стоит начать именно сначала. Люди думают, что рожденный в золотой колыбели обречен на счастье. И не важно, девочка то или мальчик. Ребенок императорской семьи – это создание, поцелованное Богом. С самого рождения таким, как мы, поклоняются, мы неприкосновенны, о нас заботятся, нас оберегают, как редкие цветы, которые несут в себе божественное начало. Должно быть, это кажется нелепым человеку, выросшему на земле Севера? – усмехнулась она, заглядывая в глаза Рика и боясь и впрямь найти в них усмешку и испытывая облегчение, не найдя ее там. – Я младшая и единственная принцесса из Дома Мэ, моя мать императрица, скончавшаяся в родах, а это означает по нашим поверьям, что ее главной миссией на этой земле было дать жизнь именно мне. Исполнив предначертанное, она вернулась к истокам… – не удержавшись, Йолинь горько усмехнулась. – А учитывая договоренности моего отца с Севером, моя судьба была написана на небесах. А теперь попытайся представить мир, где наша маленькая страна воспринимается всеми ее жителями как величайшая из существующих цивилизаций, где слово Императора непреложный закон и где Император не может идти на поводу у жалких варваров, белых псов Севера, отдавая им в руки ниспосланный богами Дар. Уж лучше вернуть «дар» богам. Да, – кивнула она на серьезный напряженный взгляд северянина, – с моей помолвкой общество в Империи разделилось… Открытой войны не было, только не в Аире. Аирцы убивают тихо, без лишних жертв и крови и только тех, кого считают необходимым убить. Особенно если дело касается женщин.

Она тяжело вздохнула. Всякий раз, вспоминая об этом эпизоде из своей жизни, ей хотелось плакать. Не из-за себя, нет, она не понимала, как же так могло произойти, и всегда злилась,