и будет ли конец ее странствия таким же бессмысленным? Просто оборвется однажды тропинка, погаснет последний костер, и мир ее окончательно погрузится во тьму?

На этой самой мысли она неожиданно столкнулась с препятствием на своем пути в виде широкой мужской груди. Ее взгляд как раз уперся куда-то чуть выше солнечного сплетения, а на ее плечи неожиданно осторожно легли широкие крепкие ладони, что помогли избежать куда более серьезного столкновения с их обладателем. Она узнала бы эти руки из тысячи, этот запах… так пахла гроза в жаркий летний день, так пах только он. Ее взгляд несмело заскользил вверх, задержавшись на чуть расстегнутом вороте белоснежной рубашки, с интересом изучил линию шеи, подбородка, всего на миг задержался на губах и тут же оказался в плену темно-серых глаз.

– Я искал вас, – первым все же заговорил он, а Йолинь отчего-то отчаянно смутилась от этих незатейливых слов.

Он смотрел на нее, и в разлившейся вокруг ночной мгле, подсвеченной золотыми всполохами костров, она казалось искрой, оторвавшейся от родной стихии. Эти иссиня-черные волосы, рассыпавшиеся по таким хрупким плечам, ярко-алое платье, открывающее своим простым кроем особенности ее фигуры. Он боялся не своих желаний, которые вереницей ярких образов мелькали в его воображении, а последствий, которые непременно последуют, стоит им воплотиться в жизнь. Но ко всему следует подходить последовательно. У него есть время не только разобраться в себе, но и попытаться приоткрыть эту непроницаемую дверь в сердце, выкованное изо льда.

– Пойдем, – осторожно взял он ее ладонь в свою, – сегодня я, как Властитель Грозового Перевала, обязательно должен кое в чем поучаствовать, – сказал он, уводя при этом ее ближе к самому центру празднества. – Но боюсь, одному мне не справиться.

– И что же это? – осторожно поинтересовалась Йолинь, внутренне обмирая от такого простого, ничего незначащего для северян жеста.

Ее рука была в его, и сердце ее, казалось, вот-вот разлетится тысячами осколков, разбившись о ребра. Казалось, ее ладонь объята пламенем, и этот огонь с каждым вздохом разгорается все сильнее.

– М-м, – усмехнулся Рик, и этот его такой простой жест вновь с жадностью был пойман принцессой. – Танец, – остановившись, он тут же заглянул в ее темные, словно ночь глаза, желая понять, захочет ли она танцевать с ним или же это будет принуждение с его стороны.

– Танец?

– Да, – казалось, принцесса по-настоящему изумилась такому предложению. – Не хотите?

– Вы тоже будете танцевать?! – изумленно и в то же время растерянно поинтересовалась она.

Рик честно не ожидал такого вопроса. Это же танец. Конечно, они будут танцевать вместе.

В то время Йолинь вспоминала Императорский театр в Аире, где все танцующие мужчины были евнухами и принадлежали к особой прослойке их общества… «Неприкасаемые». Не мужчины и не женщины. Занимающиеся ремеслом, недостойным мужчины, и получающие за это такие деньги, о которых многие могли только мечтать, но в то же время являющиеся теми, кого презирают и кем восхищаются одновременно. Довольно странная прослойка их общества, но реальность была такова, что женщине было нормальным танцевать для мужчины, но никак не наоборот. Не говоря уже о совместных танцах… То, как совсем недавно пытался танцевать с ней Крайс, казалось ей чем-то из разряда вон! И то, что она позволила ему это, было продиктовано лишь эйфорией, что окутала ее сознание от избытка чужих эмоций.

Она до сих пор плохо помнила, как это было.

– Разумеется, – отозвался Рик. – Традиция, – легко пожал он плечами.

– Очень странный обычай, – себе под нос пробормотала Йолинь, но послушно зашагала следом за Риком, решив, что высказывать свое мнение, как и показывать замешательство относительно того, что задумал Рик, она не станет. Уж что-что, но она точно знала, когда женщине следует промолчать.

Чем ближе они пробирались к центру поля, где расположилось сразу несколько огромных костров, тем острее она слышала невероятные, зажигательные мелодии северян. Их музыка не была похожа на ту, что была в почете у нее на родине. Да, конечно, и в Аире были ритмичные мелодии, но такая, как она могла танцевать под них лишь определенный танец, продиктованный условиями их общества. На Севере же… эти ритмы казались дыханием свободы, какого-то безудержного, никем не ограниченного счастья. Почему-то хотелось кружиться и смеяться, или же она вновь начала улавливать царившую вокруг атмосферу, а может, тому всего одна причина и она в ее ладони?

Стоило им выйти к самому большому костру, как толпа расступилась, образовав вокруг них свободное пространство. На миг воцарилась тишина, когда Йолинь показалось, будто сразу несколько сотен пар глаз устремили свои взоры на них. Но в то же самое время ей резко стало не до них, когда ей в руку вложили небольшую железную тарелочку, на которой расцвел цветок из серебристого металла, а в самом его центре горела невысокая белоснежная свеча. Точно такую же тарелочку дали и Рику.

– Все, что нужно делать, это зеркально отображать мои движения. Ничего сложного, – ободряюще улыбнулся он девушке.

А Йолинь машинально ответила ему такой же открытой улыбкой. Это был первый раз, когда она подарила улыбку именно ему.

Ночь разрезали первые аккорды музыки. Нежные, немного грустные и завораживающие, они подхватили Йолинь, и она подалась ритму, что пульсом отдавался в ее крови. Они с Риком кружили, едва касаясь руками друг друга, глаза в глаза, он словно поймал ее темный взгляд и приковал к себе. Несмотря на то, что пламя свечей было открытым, оно вопреки всему ни разу не дрогнуло за время их танца.

Все происходящее больше и больше напоминало ей нечто рожденное другой стороной реальности: сказочное видение. Эта ночь, черным бархатом укрывшая небосклон; серебряные звезды, точно россыпь сияющих снежинок; пламя костров, что находят свой отблеск в его глазах; музыка, уводящая так далеко, что постепенно окружающий ее мир меркнет и исчезает. И уже нет ничего и никого вокруг. Только он и она, свет и ночь, кружащиеся в таком древнем для этих земель танце.

И, когда ей стало казаться, что так теперь будет всегда, пришел голод… Столь знакомый ей, высушивающий все внутри и приносящий с собой лишь боль, которую не стерпеть и которой неподвластно сопротивляться. Она запнулась на середине шага, вздрогнула, а уже спустя долю секунды ночь вспыхнула криками десятков испуганных людей.

Казалось, все происходило так быстро, что она просто не могла понять связи между каждым действием. Она едва успела обернуться туда, откуда доносились крики, как оказалась за спиной Рика, а у ее ног, ощетинившись и утробно рыча, возник Суми. Вопреки всему, Суми, пожалуй, был единственным, кто