Для начала один из них предупредил:

– Человека не обжулишь, если он не из тех, кто падок до легкой наживы.

А потом они по очереди показали мне свои приемы: как выбирают жертву (клиента) из числа белых богачей, предвзято относящихся к чернокожим, как заученными приемами обращают предрассудки жертв против них.

Были среди их историй смешные, попадались и некрасивые, но меня они сильно позабавили и порадовали, потому что в каждой чернокожий – мошенник, разыгрывающий из себя дурачка, – в итоге одерживал верх над могущественным и напыщенным белым.

Историю мистера Красной Ноги я запомнила, как запоминают полюбившуюся мелодию.

– Все, что работает против вас, может сработать и в вашу пользу, главное – освоить Принцип Противоположностей. Жил в Талсе один тип, который обжулил столько негров, что мог бы открыть собственную фирму по обжуливанию негров. Понятное дело, он вбил себе в голову: у кого кожа черная, у того в башке пусто. Мы с Чернышом двинули в Талсу его пощупать. Выяснилось – идеальный клиент. Мамаша его, видимо, когда-то до смерти перепугалась по ходу резни индейцев в Африке. Негров он ненавидел разве чуть сильнее, чем презирал индейцев. А еще жадный был – страсть.

Мы с Чернышом за ним понаблюдали и решили: игра стоит свеч. А это значит, что в подготовку можно вложить несколько тысяч долларов. Привлекли одного белого парня из Нью-Йорка, грамотного шулера, уговорили его открыть свое дело в Талсе. Он притворялся агентом по недвижимости с Севера, которому якобы нужно купить ценный участок земли в Оклахоме. Присмотрели мы участок под Талсой, над ним как раз проходил мост с платным проездом. Раньше там была индейская резервация, а потом землю государство оттяпало.

Чернышу мы поручили отвлекающий маневр, а я должен был разыграть дурачка. Наш приятель из Нью-Йорка нанял секретаршу, отпечатал визитные карточки, тут-то Черныш и явился к клиенту с предложением. Говорит: дошел до него, мол, слушок, что наш клиент – единственный белый, которому цветные могут доверять. Назвал имена нескольких бедолаг, которых этот негодяй облапошил. Из этого видно, что белых легко надуть с помощью их же собственного надувательства. Клиент Чернышу поверил.

Черныш рассказал ему про одного своего приятеля, полуиндейца-полуцветного, и про то, как один белый агент по недвижимости якобы выяснил, что этот приятель в одиночку владеет ценным участком земли, и теперь северянин, мол, хочет его купить. Поначалу клиент вроде бы заподозрил, что дело нечисто, однако наживку заглотил крепко – то есть решил, что тут пахнет денежками очередного ниггера в его собственном кармане.

Спросил у меня, где этот участок, но Черныш сбил его со следа. Вставил свою реплику – мол, просто хотел выяснить, интересно ли вам. Клиент давай кивать, что ему, мол, интересно, а Черныш ему на это: он все расскажет своему другу, а потом их сведет. Черныш недели три встречался с клиентом в машинах, на улицах, тянул резину, пока белый разве что не ополоумел от азарта и жадности, и тут-то Черныш, якобы по рассеянности, назвал имя агента-северянина, который обхаживает участок. После этого мы поняли: наша крупная рыбка крючок заглотила крепко, остается только ее вытащить.

Мы заранее знали, что он припрется в нашу конторку – так оно и вышло. Наш придурок шагнул прямо в ловушку и решил, что благодаря белой коже залучит в союзники Спотса, нашего белого приятеля, однако Спотс с ним разговаривать про сделку отказался – сказал только, что участок этот внимательно изучает самый крупный на Юге концерн по недвижимости и, если наш клиент не будет поднимать лишнего шума, он, Спотс, позаботится, чтобы и тому перепало денег, да немало. Если пойдут прямые запросы, кто владеет этой землей, чиновники всполошатся и наверняка протолкнут указ, запрещающий продажу. Спотс сказал клиенту, что будет держать с ним связь. Клиент три-четыре раза захаживал в нашу конторку, но без всяких результатов; когда мы поняли, что он того и гляди сломается, Черныш устроил мне с ним встречу. Радости у нашего болвана было, что у маменькиного сынка в трудовом лагере. Можно подумать – башка у меня уже в петле, а он сейчас разведет огонь у меня под ногами. В жизни никого не обдирал с таким удовольствием.

Короче, я поначалу делал вид, что шугаюсь, но Черныш мне сказал прямо при клиенте, что передо мной – единственный белый, которому наши могут полностью доверять. Я ему говорю: ни черта я не доверяю никаким белым, потому как они только и ждут, как бы замочить чернокожего, причем по закону, и залезть в постель к его жене. (Уж прости великодушно, Клиддел.) Клиент меня заверил, что он – единственный белый, который ничего такого не ждет. У него среди лучших друзей куча цветных. Более того – на случай, если я не в курсе, – его еще и вырастила цветная, он с ней по сей день водит дружбу. Я сделал вид, что он меня убедил, и тут клиент начал разоряться по поводу белых с Севера. У них там на Севере, мол, чернокожие из-за белых спят на улицах, драят им сортиры голыми руками, и это, можно сказать, еще цветочки. Я будто бы опешил и говорю: «Так я теперь и продал свою землю этому белому за его вонючие семьдесят пять тысяч долларов». Черныш говорит: «Лично я вообще бы не знал, чего делать с этакими деньжищами», а я в ответ – мне всего-то и нужно денег купить старушке-маме домик, а себе какое дело, да разок съездить в Гарлем. Клиент спросил, сколько на это нужно – а я ему в ответ, ну, пятидесяти тысяч наверняка хватит.

Клиент говорит: негру такими деньгами владеть небезопасно. Белые обязательно отберут. А я ему – да знаю, но уж сорок-то тысяч мне всяко нужно. Он согласился. Ударили по рукам. Я говорю – вот бы с радостью посмотрел, как этот подлюка янки разживется «нашей» землицей. Встретились на следующее утро, я подписал бумаги у него в машине, он вручил мне наличные.

Почти все свое имущество мы с Чернышом держали в одной гостинице в Хот-Спрингс в Арканзасе. Заключив сделку, мы сели в машину, пересекли границу штата и рванули в Хот-Спрингс. Вот и вся история.

Когда он закончил рассказ, над комнатой радугой засияли еще более победные истории – они неслись вскачь на волнах смеха. Все привходящие обстоятельства были за то, что этих рассказчиков, родившихся чернокожими мужчинами до начала двадцатого столетия, должно было перемолоть в никому не нужную пыль. Вместо этого они пустили в ход свою смекалку, чтобы взломать двери отверженности, и не только разбогатели, но и смогли по ходу дела сквитаться с обидчиками.

Я не в состоянии была видеть в них преступников, не могла не гордиться их достижениями.

Этика в обществе определяется его потребностями, а в афроамериканских гетто героем становится человек, которому его страна предлагает одни лишь крошки со стола, а он благодаря живому уму и отваге устраивает себе Лукуллов пир. Поэтому дворник, который живет в единственной комнатушке, но ездит на лазурно-голубом «кадиллаке», вызывает не смех, а восхищение, а лакея, который покупает башмаки за сорок долларов, не осуждают, а превозносят. Мы-то знаем: они в полной мере используют свои умственные и физические способности. Каждое отдельное достижение становится вкладом в достижения всего коллектива.

В мозгах у белых и чернокожих истории о нарушении закона взвешиваются на разных весах. Мелкие правонарушения негритянская община осуждает, при этом многие ее члены тоскливо гадают, почему чернокожие так редко обворовывают банки, присваивают чужие деньги и проворачивают махинации с профсоюзными фондами. «Мы – жертвы самого масштабного грабежа во всей человеческой истории. Жизнь стремится к равновесию. Так что теперь нам не зазорно грабить по мелочи». Это убеждение особенно близко тем, кто не в состоянии конкурировать со своими согражданами на законном основании.