Ракким достал из машины картонную коробку и перенес в автомобиль толстого полицейского. Так же он поступил и со второй, причем детектив даже не предложил свою помощь. Они собрали вещественные доказательства? Маловероятно. В таком случае их бы сразу погрузили к толстяку. Весьма любопытно. Дарвин проверил номера. Ну конечно, машина фидаина угнанная. Но почему они оба никуда не уезжают? Кого-то ждут?

Дверь подвала снова распахнулась, на улицу вывалила еще одна группа полицейских. Все трое немилосердно галдели и делали вид, будто дубасят друг друга кулаками. Ракким что-то крикнул им, а толстяк к нему присоединился. Причем Дарвин не разобрал ни слова, так громко тот вопил. Гуляки разбрелись по патрульным машинам, а спутник фидаина открыл ворота. Выехав со стоянки, полицейские притормозили и, не заглушая двигателей, принялись осматривать улицу в свете установленных на автомобилях прожекторов.

Мудрое решение. Дарвин пригнул голову, и луч скользнул по ветровому стеклу его седана. Мимо медленно прошуршали покрышки. Затем звук повторился. Он лежал неподвижно. Как и следовало ожидать, световое пятно от прожектора снова заметалось по салону. Наконец двигатели взревели на полную мощность, а еще через мгновение Дарвин осторожно выглянул наружу. Красные габаритные огни постепенно уменьшались в размерах. Патрульные машины следовали за толстым полицейским и разъезжались на каждом перекрестке, делая все возможное, чтобы их коллега выбрался на шоссе без компании.

Дарвин запустил мотор, однако даже не подумал броситься в погоню. Следовало признать, Ракким действовал так, словно постоянно находился под наблюдением, хотя оснований думать подобным образом имел не так уж много. Крутой парень, знающий, насколько легко убить даже самого крутого. Скромность — черта настоящего воина-тени. Дарвину довелось встречаться лишь с двумя или тремя из них, и все они обладали спокойной уверенностью, вели себя совершенно невозмутимо, пока обстоятельства не изменялись и не заставляли их насторожиться. В этом они походили на ассасинов. Сбрось их в любое место на планете, и буквально через десять минут они приспособятся, сольются с местным населением. И все же умение стать невидимкой требовало недюжинных навыков и колоссальных душевных усилий. Малейшая ошибка обычно оказывалась роковой. А потому даже самых лучших воинов-теней в итоге всегда поджидали разоблачение и гибель. За исключением Раккима. Этот выжил.

Дарвин почему-то вспомнил молодого полицейского, проверявшего у него документы. Веселого, сверкающего как новый пенс. Как ему не терпелось найти квартиру и начать самостоятельную жизнь. Хорошо быть молодым. Он отъехал от края тротуара. Ему снова захотелось земляничного пива.

После утреннего намаза

Ракким выскользнул из боковой двери полупустой офисной башни и вдохнул прохладный ночной воздух. Отправляясь на встречу, он надел джинсы и темно-синий свитер с опущенным на глаза капюшоном. В доме Мириам убийца специально для него написал на стене кровью: «Ты еще не оттянулся?» Дай только найти тебя, ублюдок, посмотрим, кто оттянется. Он сказал Коларузо, что ему не справиться с ассасином, поскольку и сам не питал на данный счет особой уверенности. Ему требовалась удача. Удача, на какую нормальный человек не смеет даже надеяться.

Он двигался по растрескавшемуся тротуару, хрустя битым стеклом. В четыре часа утра в Чревотауне — так местные жители называли захудалый район вокруг огромного открытого рынка, кормившего весь город, — практически никого не наблюдалось. Четыре часа утра, с похмелья после выпитого церковного вина, с напряженными до предела нервами от злости и усталости. Спать, однако, совершенно не хотелось. Стоило закрыть глаза, перед ним тут же возникала Мириам в окаймлении распущенных волос. Мертвая русалка далеко от моря. Ракким вздохнул. Где сейчас Сара? Какая опасность ей угрожает? А еще ему очень хотелось поинтересоваться у нее, сознает ли она сама масштаб собственной затеи.

Ветер гнал по переулку пожелтевшую скомканную газету. Улицы Чревотауна имели плохое освещение. Окна нижних этажей, служивших приютом для сквоттеров, разоренных пенсионеров и иммигрантов, приехавших из глубинки в поисках богатства, защищали грубые решетки или приколоченные к рамам листы фанеры. Много лет подряд правительство заявляло о намерении снести район и построить на его месте новый, однако дальше разговоров дело ни разу не продвинулось.

Около часа назад Коларузо высадил его в переулке за башней и помог перенести коробки в грузовой лифт. Ракким ночевал в пустом офисе с тех пор, как побывал на вилле Рыжебородого. Он планировал задержаться здесь еще на день или два, просмотреть журналы, а затем перебраться в другое убежище. Но в первую очередь ему предстоял разговор с Харриет.

Ассасин затаился где-то рядом и, несомненно, желал поставить об этом в известность Раккима. Он либо надеялся вызвать у него панику, либо хотел продемонстрировать собственное превосходство. Самонадеянность и самоуверенность являлись наиболее распространенными профессиональными заболеваниями ассасинов. Привычка безнаказанно лишать людей жизни часто ведет к аналогичным последствиям. Почти божественная власть над человеческими судьбами делает бездушными даже сильных, а ассасины по природе своей всегда оставались слабыми. Слабыми, но обладавшими особым талантом. Обнаруживая себя, убийца рассчитывал лишить Раккима самообладания, спровоцировав тем самым на роковую ошибку. В действительности ошибку совершил он сам, и не одну, если до сих пор не понял этого.

Из окна на противоположной стороне улицы лилась музыка… старая музыка времен войны, случившейся задолго до последней, времен, когда люди могли касаться друг друга не стесняясь. Какой-то пенсионер не мог заснуть, или поднялся помочиться, да и вспомнил давно минувшие времена. Музыка прекратилась, потом зазвучала снова. Где-то в глубине дома старый мужчина, а может, старая женщина проигрывали одну и ту же мелодию, пытаясь возродить в памяти одним им понятные воспоминания. Ракким ускорил шаг.

На тротуарах появлялись рабочие, спешившие в сторону рынка. Одетые так же, как и бывший фидаин, с руками в карманах и сигаретами в зубах. По улице, натужно сигналя, громыхали крытые фургоны, и воздух вокруг них тут же наполнялся густым запахом свежих овощей и фруктов. В заведении с закопченными окнами, носившем название «Старбакс», сонно гудела толпа ранних посетителей. Ракким заказал двойной эспрессо и рулет с корицей. Через несколько секунд барриста принесла заказ, а он вручил ей шесть долларов и велел оставить сдачу себе.

По крайней мере, деньги при новом режиме стали выпускать куда более красивые. Ему как-то довелось видеть прежние купюры. Кажется, зеленые, с портретами мертвецов. Новые банкноты имели яркую сине-розово-желтую расцветку и куда больший формат. Никаких мертвых президентов. На пятидолларовой художник запечатлел мозаичное панно Детройтского арсенала, на десятидолларовой — упавшую башню отеля «Спейс нидл», на двадцатидолларовой — полумесяц над руинами Нью-Йорка. Пятидесятидолларовая увековечила Великую мечеть столицы, а на стодолларовой чернела Кааба — священный куб в древней Мекке. Тысячи лет ему суждено оставаться радиоактивным.