уже были потери. Лейтенант Штейнберг был ранен, два пулеметчика были убиты. Командование взводом принял командир отделения Баллерштедт — кадровый фельдфебель из Мекленбурга.»

Два взвода были посланы обойти бункер с флагов. Неожиданно наступила тишина, стрельба прекратилась, медленно, приседая и пукая, немцы приблизились к бункеру, из которого по ним вел огонь целый батальон:

«Но то, что мы там увидели, нас сильно поразило. Бункер вовсе не был укрепленным сооружением, а лишь примитивным убежищем, сколоченным из легких древесных стволов, на которые была насыпана земля; в убежище хватало места всего на восемь стрелков.

Вокруг хижины были разбросаны походные фляги, кухонная утварь и множество пустых патронов. Позади небольшого земляного вала лежало три мертвых советских солдата. Пулемет, из которого они стреляли, исчез. Их товарищи забрали его с собой, когда у них кончились боеприпасы. Следовательно, мы сражались не против батальона, и не против роты, и даже не против полного взвода. Маленькая группа пограничников задержала нас на четыре часа, заставила нас развернуться, а шедшую позади нас батарею занять боевую позицию, нанесла нам потери и потом скрылась. Аналогичные ситуации повторялись многократно в течение первого дня похода. И каждый раз оказывалось, что это было только несколько красноармейцев, которые засели в чрезвычайно искусно выбранных позициях и вынудили нас принять бой.»

Наконец, наступил третий день войны и пришлось принять уже настоящий бой:

«На третий день, когда в голове колонны шел 2-й взвод, мы попали под интенсивный пулеметный огонь с фланга. Было просто невозможно проехать по дороге. Два унтер-офицера и три солдата уже лежали мертвыми между машинами. Мы укрылись во рвах и за машинами и в бинокль осмотрели местность. Наконец мы обнаружили пулемет позади стога сена. Четыре орудия и восемь пулеметов открыли огонь. Были хорошо видны разрывы. Но советский пулемет продолжал стрелять. Мы задержались почти па два часа. Снова позади нас стояли в ожидании другие крупные подразделения дивизии. Наконец командир 2-й роты посадил расчеты двух пулеметов на мотоциклы, с тем чтобы они проехали по проселку и обошли противника. Вдруг мы увидели, как один солдат побежал от стога, подхватив пулемет. Все подняли винтовки и, стоя, стали стрелять в беглеца, но ему все же удалось добраться до леса и скрыться. Один-единственный солдат на два часа парализовал действия большой части дивизии; ведь у стога никаких убитых не было обнаружено. Там оказались только пустые гильзы и вещевой мешок. Он бросил мешок, но не пулемет.»

Один солдат. С ручным пулеметом — «Максим» так не унесешь, как у Винцера написано. На два часа остановил дивизию. По нему лупили из четырех орудий и восьми пулеметов. Люди по четыре года до ефрейторских лычек служили, кучи курсов закончили, все водительские права имеют, научились очко мастикой натирать, а тут какой-то колхозник, которому нельзя и винтовку СВТ доверить, с ручным пулеметом возле стога залег и немецкая дивизия на два часа остановилась. Четыре орудия и восемь пулеметов! По бойцу, который даже не из ДЗОТа стрелял! Возле стога лежал в поле. Настрелялся, встал, взял пулемет и ушел в лес.

Поэтому уже с первых дней войны немцы начали воевать так:

«Прежде чем освободить орудия от маскировочных веток и вывести машины из леса на дорогу, мы выпили: кто стакан коньяку из французских трофейных запасов, а кто водки, которую мы накануне „нашли“ в деревенской лавке. Все пили — офицеры и солдаты, командиры взводов и водители машин. Алкоголь придает решимости. Перед каждым выступлением — порция крепкого напитка.»

Четыре года его только на ефрейтора учили!..

* * *

…«Малешкин, а с экипажем водку все-таки не пей!»[11] Так этот Малешкин из трактористов МТС в училище и с училища сразу командиром самоходки. Но его начальник еще до первого боя успел молодому лейтенанту объяснить насчет пьянки с подчиненными.

Девять лет Бруно Винцер служил до первого офицерского звания. Девять лет! С первого дня войны вместе со всей ротой начал бухать прямо перед маршем.

Ю. И. Мухин восторгается тем, как немецкие офицеры готовили своих солдат:

«Вообще-то, немецкие офицеры и солдат обучали очень старательно, к примеру, Винцер пишет, что они обучали солдат лазить по деревьям — в Советской Армии я о таком упражнении и не слыхал.»

Сам Мухин в армии не служил, поэтому не в состоянии представить, как это — учить солдат лазить по деревьям. В Советской Армии точно до этого не доросли. А почему немцы не учили солдат и по столбам лазить? Или Винцер забыл об этом написать? Случайно, у немцев в ЗИПах артиллеристов не было «кошек», как у электриков, чтобы по столбам и деревьям лазить?

Ладно, хоть солдат учили по деревьям лазить. Зато как офицеров запаса они учили:

«В мои служебные обязанности по роте по-прежнему входил инструктаж на курсах офицеров запаса. Там обучались фон Цитцевиц, фон Платен и фон Путкаммер. они желали последовать примеру своих „славных предков“, хотя уже не скакали на коне, а разъезжали в офицерском вездеходе, чванные и заносчивые. В одном отношении ничего не изменилось: этих господ мало интересовала „будничная служба“, которая неизбежна в технических войсках. Они желали „командовать“, ведь для этого они, по их мнению, были рождены. И подобно своим предкам, они усердно поглощали шампанское. Не проходило вечера, чтобы в офицерском казино не пировали, и не было таких утренних занятий, на которых господа не пытались бы выспаться. Честно говори, мне доставляло огромное удовольствие заставлять их бодрствовать.»!!!

Вообще, то, как Винцер описывает подготовку и обучение немецких артиллеристов, складывается впечатление, что их командование считало своих солдат кем-то навроде обезьян, даже ниже, животными, которые с трудом дрессировке поддаются. Даже не солдат, а будущих офицеров:

«Однажды меня зачислили в группу, которая в уединенном и замаскированном ангаре тренировалась на деревянном орудии. Мы видели эту пушку впервые, и нам строго-настрого приказали никому о ней не говорить. У нее были обитые железом деревянные колеса, словно она предназначалась для конной тяги. В действительности ей позднее придали резиновые шины и она стала известна в качестве 37-миллиметрового противотанкового орудия. При деревянной пушке имелся предусмотренный для этого орудия затвор, и мы учились заряжать и разряжать, используя учебные снаряды должного калибра.»

Я даже не представляю, чему там нужно было учиться на этом макете пушчонки с затвором. Снарядик размером с большой патрон и простейшая автоматика. У немцев для этого обучения даже группы