в своем углу поднял голову и сказал по-немецки:

— Эс ист Бранденбургский концерт Иоганна Себастьяна Баха. — Обратившись ко мне, он добавил: — Я мог, конечно, ошибиться.

Последующее сообщение диктора показало, что он не ошибся.

Эггерд фон Фосс, покашливая, пробормотал про себя что-то невнятное и вышел. Я последовал за ним. Уходя, я сказал своим солдатам:

— Пойду посмотрю, сгорела ли школа…»

* * *

…По поводу сгоревшей школы. У Винцера описано, что она его роте, которую выдвинули на место возможного прорыва русских, закрывала обзор. В следующем абзаце оказалось, что за школой накапливались русские перед тем, как идти на прорыв. Когда школу удалось поджечь, оказалось, что ее пламя осветило местность и немецкие пехотинцы, которым была придана рота противотанковых пушек Винцера, стали бурно выражать свою радость по этому случаю. Теперь стало светло, как днем. Стало не так страшно.

Проблема вермахта была в том, что он ночью воевать не умел. А советские войска, напротив, как отмечают единодушно все немцы, оставившие воспоминания, даже предпочитали ночной бой дневному. И наши тоже вспоминали, что немец ночью воевать не любит. Почему? Да потому, что ночной бой — один из самых сложных видов боя. Он требует особо подготовленного командира, который умеет организовывать этот вид боя. И особо подготовленного бойца, который в сложной обстановке способен принимать самостоятельные решения.

Парадокс. Наши командиры, особенно низшего и среднего звена, как утверждают битые фрицы, были плохо подготовлены и не умели принимать самостоятельные решения, но умели воевать ночью. А немецкие — все отлично подготовленные, все из себя самостоятельные и инициативные, но с наступлением темноты у них прекращалась война и начинался мандраж до утра.

Такая же картина с боем в условиях лесистой местности. Немцы лесов избегали, они их панически боялись. А умение русских воевать в лесу объясняли тем, что наши солдаты — дети природы, они к лесам привычны и чувствуют себя в них, как дома. Т. е., мало того, что в Красной Армии воевали орды монголов, так еще, кроме монголов, были орды эвенкийских охотников, выросших в тайге, разбавленных славянами, сплошь лесниками и егерями.

Конечно, всё это абсолютная ерунда насчет «детей природы». Даже русский крестьянин задолго до революции не жил охотой и собирательством, у абсолютного большинства русского крестьянства отношения с лесом ненамного отличались от немецкого крестьянина. Даже в Сибири. Поселки сибирских охотников терялись среди массы сел земледельцев. Абсолютное большинство сельского населения СССР с лесом контактировало только в виде заготовки дров, да сбора детьми и женщинами ягод и грибов. У нашего мужика элементарно не было времени на барскую забаву бегать по полям и лугам с ружьишком. Сибиряки-охотники — это мизер в общей массе бойцов Красной Армии. Тем более, среди командиров.

Тут дело в другом. Бой в лесу такой же сложный, как и ночной. Ночью — ограниченная видимость, в лесу — сложность с ориентированием. Т. е., немцы не были обучены управлению боем в условиях ограниченной видимости, и у них были сложности с ориентированием. Да еще ночью и в лесу, когда боец часто не имеет визуального контакта с командиром, от него требуется умение самостоятельно принимать решения, действовать автономно.

Интересно, а на чем тогда делался упор в тактической подготовке подразделений вермахта перед войной, если его войска не были готовы воевать ночью и в лесах? Как они себе представляли ландшафт России? А на темное время суток ожидали договора о перемирии до утра с нашими? Тем более, что и в самой Германии не одни поля и автобаны, лесов там тоже хватает.

И это еще не всё. Даже немецкие генералы, такие, как Блюментрит и Меллентин, отмечают, что русские — мастера фортификации и маскировки. Быстро окапываются и оборудуют позиции так, что почти всегда их удается обнаружить только тогда, когда открывается огонь. Сами немцы признают в этом вопросе полное превосходство Красной Армии.

Но в России не только ночи бывают и леса растут, у нас же еще местами заканчиваются дороги и остаются одни направления. И там, где заканчиваются дороги, у вермахта начинаются неразрешимые проблемы, если верить Винцеру, да не только ему, это общее место у всех воевавших на Восточном фронте немцев:

«Для мня оставалось загадкой, как русским удавалось доставлять тяжелые орудия в самую глубь болота и с занятых позиций каждый раз в новом направлении внезапно обрушивать на нас уничтожающий огонь. В такой местности, куда, судя по карте, человек не в состоянии добраться, неожиданно утром оказывались пушки, которые обстреливали опорные пункты и жердевой настил, блокируя пути подвоза. Чаще всего они исчезали ранее, чем наша артиллерия или авиация успевали поразить эти цели.»

Но, извините, ночью воевать вы не умели, леса боялись, с оборудованием и маскировкой у вас плохо дело обстояло, инженерные службы были беспомощны в условиях России— так что вообще ваши войска, умели? Может, хотя бы, стрелять, особенно из пушек?

Война для роты Винцера началась с того, что он провалил задачу первого дня:

«Задача первого дня войны для моей роты заключалась в продвижении к узкоколейной железной дороге; задача войны заключалась в уничтожении всего того, что, по нашему представлению, охватывалось понятием „Москва“. Задачу первого дня мы выполнили, правда лишь на третий день, во второй его половине.»

Все с самого начала пошло не так, как было запланировано. Оказалось, что русские будут стрелять.

«Не успела моя рота пройти несколько сот метров, как она была задержана. Дорога, по которой рота должна была продвигаться, вела через лесной участок. Советские пограничники, несшие службу на сторожевых вышках, построили для себя убежища в удобно расположенных бункерах. Головной первый взвод под командованием лейтенанта Штейнберга с одной пушкой и одним пулеметом попал под интенсивный ружейный и пулеметный огонь, которым его встретили из укрытия. Лейтенант приказал прочим орудийным расчетам спешиться и попытаться обойти огневую точку, между тем как головное орудие взяло под обстрел пограничников. Но куда бы Штейнберг ни направлял свою часть, она всюду наталкивалась на энергичное сопротивление. Создавалось впечатление, что русские сосредоточили в лесу роту, если не целый батальон. Видимо, наша разведка глубоко просчиталась.»

Да, еще и с разведкой были проблемы. Целый батальон разведка не обнаружила. И развернулся бой против русского батальона, занявшего оборону в неприступном бункере, как это представлялось немцам:

«…дорога, по которой двигались войска, оказалась блокированной. Позади нас скопились машины штаба полка и две другие противотанковые роты, саперный батальон и артиллерийская часть… У нас