специально хотите свести их друг против друга, да? — испытывал злость Клаус, сжимая кулаки.

— Разумеется, — не стал отрицать Кенджи, держа улыбку на лице, — Как я уже говорил, всё идёт строго по моему сценарию, и их схватка — его часть.

Клаус почувствовал, что гнев начал набирать силу в его груди, будто бы злость пронизывала его каждую клеточку. Его кулаки сжимались, и он с трудом сдерживался, чтобы не выразить всю свою ярость словами или действиями.

Этот человек перед ним, Кенджи, всю свою жизнь играл с людскими судьбами, волей, отношениями и жизнями как игрок за шахматной доской. Это было нечто более чем просто лживая игра — это было нечестно, жестоко и бесчеловечно. Клаус был готов выразить своё возмущение, но он понимал, что это ничего не изменит, ведь он уже не первый год знает этого человека, и он прекрасно понимает, на что он способен. Это больше всего и злило парня — он боялся мужчину, и он ничего не мог с этим поделать. Этот страх к нему засел ещё в глубоком детстве, и прогнать его до сих пор не получилось. Клаус чувствовал себя жалким и беспомощным не только в этой ситуации, но и во всей своей жизни в целом. Его раздражало собственное потакание этому мерзкому и ужасному человеку, но ничего с этим он поделать не мог.

— Вы монстр, — вырвалось из уст Клауса, от чего он тут же опешил.

— Не льсти мне, — насмешливо ответил Кенджи.

— Вы… так просто играетесь людьми, что это по-настоящему ужасает. Неужели вы такой бесчувственный?

— Я такой, каким мне позволяет быть этот мир, — без какого-либо сожаления сказал собеседник.

— Чудовище, — вновь вырвалось из губ парня.

— Следи за языком, парень, — угрожающим тоном проговорил мужчина, — Я не потерплю такой бестактной фамильярности в мой адрес. Не забывай, на что я способен, и во что может превратиться твоя жизнь, если я решу, что ты не достоин покоя и мира.

Линчеватель тут же замолк. Продолжать подобное не имело смысла, ведь этот человек действительно мог воплотить все свои угрозы в реальность, и об этом он знал, как никто другой.

— И… какова же моя роль в вашем сценарии?

— Ты свободен. Теперь твоё участие в этом своеобразном спектакле не нужно, ведь ты уже отыграл свою роль. Можешь жить своей спокойной жизнью, радоваться отношениям с Клэр и всё в этом роде, — произнёс весьма неожиданные слова Кенджи.

— Но…

— Я не стану повторять. Ты мальчик неглупый, потому должен был всё понять с первого раза, — более серьёзным тоном перебил собеседника мужчина, — Однако, парень, я хочу, чтобы ты кое-что усёк: не смей мне мешать. Если ты вмешаешься в мои дела, я лишу тебя всего: мира, покоя и той, чьей жизнью ты дорожишь.

Клаус почувствовал, как холодок страха пронзил его тело от таких резких и беспощадных слов. Взгляд на мужчину перед ним заставил его замереть, словно внутри него зародился страх, которого он не испытывал уже достаточно длительное время. Он понимал, что эта угроза — не просто слова, это было что-то гораздо более серьёзное и реальное.

Директор улыбнулся, встретившись взглядом с парнем, и спокойно произнёс:

— Похоже, ты всё понял. Вот и хорошо

Эти слова, выговоренные с такой невозмутимостью, отдавались пронзительным колоколом в ушах и сердце Клауса. Он ощутил, что его жизнь продолжает зависеть от воли и капризов этого человека, и самым ужасным было осознавать, что ничего не может с этим поделать. Смешение страха и бессилия сковывали его мысли и чувства, от чего парень испытывал невероятных масштабов дискомфорт.

Словно слышащий его немые мольбы, мужчина уверенно добавил:

— Теперь можешь идти.

В его голосе не было даже намёка на сомнение или неопределённость. Это было окончательное решение, и Клаус понял, что дальнейшая борьба, попытки что-то изменить или сопротивление просто будут напрасными.

Собственно, как и всегда.

— И больше не возвращайся сюда, — в конце добавил Кенджи, давая понять, что их совместная работа подошла к концу.

* * *

Ну, по крайней мере, он действительно пытался приготовить что-то путное.

Сказать по правде, для меня в тот момент подошла бы любая еда, и я бы ни за что не стал жаловаться на её вкус, на её вид и на её аромат. Так как мой организм был слишком истощён отсутствием какой-либо нормальной пищи за эти четыре дня, я мог позволить съесть себе всё, что только можно, если это, конечно, хоть чуть-чуть напоминает что-то съедобное.

Что же я получил от Дженсена? Обыкновенный бульон с мелкой лапшой — это всё, на что был способен его творческий гений. Нет, я вовсе не жалуюсь и не осуждаю его готовку. Напротив, то, что я видел, было очень неплохо и даже аппетитно, да только я ожидал чего-то большего, чем такое обыкновенное блюдо. Не мне, конечно, жаловаться с моим рационом питания, который состоял практически полностью из быстрого питания, но… Да, мои ожидания — мои проблемы.

— Что-то не так? — поинтересовался мой сегодняшний личный повар, сидя напротив меня и держа ложку в руках, с которой он меня, собственно, и кормил, ибо сейчас у меня не было сил что-либо держать.

— Пересолено немного, — и даже в такой ситуации умудрился проявить наглость я, — И почему именно бульон с лапшой?

— Я сомневаюсь, что твои зашитые кишки в данный момент хотят проводить что-то больше, чем жидкость и маленькие куски теста, — вполне логичными словами говорил он, — Мясо тебе сейчас есть не рекомендуется, как и другую тяжёлую пищу. Я ни в коем случае не сомневаюсь в тех нитках, что прямо сейчас держат части твоих органов вместе, но на твоём месте я бы не стал экспериментировать со собственным здоровьем.

— Обидно, — мне только и оставалось, что сделать грустное выражение лица.

— Скажи «А», — с ехидной улыбкой на лице проговорил Дженсен, поднося столовую ложку с едой к моему рту.

— Радуйся, что я тебе ничего сделать не могу, — принял со внутренней благодарностью ртом пищу я, — Как все раны заживут, я перестану быть твоей игрушкой.

— Как скажешь, плохой парень.

— Кстати, о кишках… — пришло мне в голову поднять эту тему прямо сейчас, — Я тут четыре дня в отключке провалялся. Прости за такой вопрос, но…

— В