Так как мои способности преображаются во что-либо при помощи моего воображения, если что-то влияет на мою способность адекватно мыслить и воображать, я просто не смогу пользоваться причудой. Это и произошло со мной в схватке с Джеком, — хоть эти подробности и были скучны, Дженсен сам попросил объяснить ему это, потому пусть довольствуется скучным описанием, — Ближе к концу схватки мною овладел страх, а моя уверенность чудесным образом испарилась, после чего, как ты понимаешь, мои способности уже были не пригодны к использованию. И тогда я… решил просто сбежать, — грустно улыбнулся я, — Мне показалось это правильным решением, но, как оказалось, мой противник тоже умел бегать. Собственно, когда я был максимально напуган, он загнал меня в ловушку и нанёс смертельную атаку со спины, пронзив меня аж двумя серпами.

— И после этого… не добил? Какой в этом был смысл? — искренне не понимал бывший солдат.

— Полагаю, его смутило то, что и тебя — выражение лица, — посмел предположить я, — Увидев улыбку на моём лице, он подумал, что я желаю погибнуть, и тогда он решил дать мне умереть долгой и мучительной смертью. Вероятно, он видел в этом логичный и справедливый итог моей жизни.

— И ты действительно хотел умереть, не так ли? — как же были холодны его слова.

— Полагаю, что так, — не стал отрицать я, — Ощущая тяжёлый груз на своих плечах, что образовался из-за моего эгоизма, моей лжи и фальши, я больше не хотел продолжать жить в этом мире, что был способен причинять мне лишь боль. Мне показалось, что это даже справедливо и правильно, и что так остальной мир сможет зажить лучше.

— Это были все твои мысли перед «кончиной»? — я не знал, к чему ему эти подробности, но решил ответить, ибо у нас в тот момент было что-то вроде откровенного разговора, в котором нельзя ни о чём умалчивать.

— «Я всю свою жизнь только и делал, что убивал и уничтожал. Ничего хорошего. Как жаль», — произнёс я, после чего посмотрел в глаза своему собеседнику, — Вот то, о чём я подумал перед тем, как выпасть из реальности.

Дженсен ничего не ответил. Суп в тарелке, которую всё это время держал он, уже успел полностью остыть, как и мой аппетит, который после всего этого пересказа полностью пропал. Заметив, что я больше не хочу есть, мой собеседник поднялся со стула, приблизился к тумбе, поставил на неё тарелку с положенной в неё ложкой и подошёл к окну, за которым прямо сейчас светило яркое и тёплое осеннее солнце.

— Что ты думаешь делать дальше? — задал весьма интересный вопрос он.

— Пока не знаю, — признался я, — Потрошитель сильно постарался над тем, чтобы вывести меня из игры, и я сейчас не могу точно сказать, получилось ли у него это.

— Есть ли ещё что-то, о чём бы ты хотел мне поведать?

— Джек… тоже был скован, — выдвинул своё предположение я, — Когда мы сражались, мне показалось, будто бы он сражался не только со мной, но и с самим собой внутри. Его взгляд тоже был полон моральных дилемм и размышлений, потому мне кажется, что и он не так прост, как может показаться.

— И что ты с этим хочешь сделать?

— Не знаю. Пока что мне просто интересно узнать, что же его так сильно тревожило в тот момент. Во время битвы я не обратил на это внимание, но сейчас, анализируя всю схватку, я понимаю, что за этим может что-то скрываться. Что-то, что может стать ключом для цели, которой я пытаюсь достигнуть.

— Интуиция?

— Что-то вроде того.

Что-то меня очень сильно беспокоило в этом Клаусе. Не просто так он напал на меня именно в тот момент. Он мог бы атаковать меня гораздо раньше, но не делал этого, и я полагаю, что у этого были более весомые причины, чем обычная попытка позволить мне жить мирной и спокойной жизнью. Если он действительно так хорошо понимает меня, он бы ни за что не стал думать, что мне мирная жизнь придётся по вкусу. Скорее всего, это он просто выдумал, чтобы обеспечить себе ещё один мотив для моего убийства. Да и как-то странно он обвинял меня во всех прошлых событиях. Он должен чётко понимать, что я никак не мог знать о том, что мои действия могут так повлиять на кого-то вне стен комплекса, но при этом он старался выглядеть настолько убеждённым в моей вине, что все его аргументы на тот момент мне показались даже логичными. Сейчас же они кажутся мне… притянутыми за уши. Что-то здесь точно не так.

— На восстановление твоих ран уйдёт месяц, — вновь нарушил тишину Дженсен, — За это время ты сможешь полностью убедиться, хочешь ли ты жить дальше или же нет. Если ты всё-таки выберешь смерть, я сам убью тебя, и сделаю это быстро и безболезненно, — его слова звучали настолько убедительно, что я ничуть в них не сомневался, — Однако, если ты всё-таки выберешь жизнь… Полагаю, ты сможешь не только обрести новый повод жить, но также и сможешь добраться до нужной тебе цели, к которой ты стремился всё это время, — а тут он пообещал мне золотые горы и чудесную жизнь, — Учитывая то, что ты продолжал держаться за жизнь даже в бессознательном состоянии, я не думаю, что ты хочешь умереть. Скорее, ты просто сам себя в этом убедил, когда на деле же всё наоборот.

Дженсен отвернулся от окна и подошёл ближе ко мне, не сводя взгляда от моих глаз.

— Скажу прямо: Син Айкава, который называл себя величайшим злодеем, умер в ту ночь. Это я прекрасно вижу, — его слова звучали крайне жестоко для моего уха, — И теперь перед тобой стоит выбор: сгинуть окончательно, не завершив всё то, что ты начал, или же переродиться, став улучшенной версией себя. И лучше бы тебе поскорее определиться с выбором, ибо время вряд ли станет ожидать, пока ты решишься на что-то.

Закончив свою довольно-таки пафосную речь, мой собеседник взял с тумбы тарелку с едой и направился к выходу из комнаты, судя по всему, намереваясь оставить меня в гордом одиночестве, в котором, как мы все знаем, думается намного лучше, чем в шумной компании.

Однако он не собирался просто так покидать