Она почувствовала, что Мэриэн обняла ее.

– Ладно, – сказала Мэриэн. – Всему свое время.

Весь остаток дня Эва не могла справиться с яростью. Она била кулаком по подушкам на кровати и носилась по дому с пылесосом, тихо бранясь и топая по полу. Однако когда пришло время ложиться спать, ею овладели другие чувства. Она больше не желала оставаться в плену каждого белого фургона, который встречала на своем пути. Теперь она могла перестать ждать. На нее снизошел покой, и она незаметно заснула: наконец-то Тим отпустил ее на свободу.

Седьмого марта Эве исполнился двадцать один год. В четвертый раз она отмечала эту дату как свой день рождения и за эти годы вписала ее в десятки анкет. Теперь она казалась ей ее днем рождения, точно так же, как сама она казалась себе Эвой Бейли.

Мэриэн пригласила ее на ужин, а потом они пошли посмотреть пьесу в студенческом театре.

– Я знакома с одним актером, который занят в пьесе, – сказала Мэриэн, когда они с трудом протиснулись на парковку. – Его зовут Джек Эллиотт. Он племянник одной моей старинной подруги.

Эва едва обратила внимание на слова Мэриэн.

– Возможно, мне следует позвонить Бобби и Лоррин, пока не начался спектакль, – сказала Эва. В этот вечер они присматривали за Кори. Кори могла капризничать не потому, что была раздражительным и непослушным ребенком трех с половиной лет от роду, а потому, что она всегда немного пугалась, когда Эва уходила. Она отлично чувствовала себя с Мэриэн и хорошо знала Лоррин и Бобби, а также обожала Шэн, которой теперь было восемь лет, но в последний раз, когда Эва оставила Кори с приходящей няней, девочка все время не желала есть и отказывалась ложиться спать.

– С ней все будет в порядке, – сказала Мэриэн. – Она должна понимать, что способна прожить без тебя.

«И я должна понимать, что способна прожить без нее», – подумала Эва.

В театре у них были отличные места. Пьеса называлась «Смотри, как они бегут»[15], и Джек Эллиотт, актер, с которым была знакома Мэриэн, играл Клайва, солдата, который переодевался в священника. Он был высоким и стройным, а его чуть грубоватая красота напомнила Эве молодого Кэри Гранта[16]. Пьеса была веселой, и Эва так громко смеялась, как не смеялась уже очень давно.

– Давай заглянем за кулисы, – сказала Мэриэн, когда пьеса закончилась. – Я хочу поздороваться с Джеком.

Эва посмотрела на часы. Было только десять часов вечера.

– Хорошо, – ответила она.

Очевидно, Мэриэн заглядывала туда не впервые. Она знала, как пройти за кулисы, где собрались актеры. Джек Эллиотт сидел на стуле, он еще не смыл эффектный грим с глаз и щек. Джек, явно переигрывая, читал строки из «Гамлета» перед аудиторией, состоявшей из двух парней и девушки. Они смеялись.

– Я должен стоять на стуле, когда буду это читать? – спросил парень.

Заметив Мэриэн, Джек остановился на полуслове.

– Тетушка Мэриэн! – Он спрыгнул со стула и, пробежав через комнату, схватил Мэриэн в свои объятия. Мужчина был не таким высоким, как казался на сцене, но так он выглядел еще лучше. – Извините меня за стойку на стуле, – сказал он Мэриэн. – Я репетирую с другом, который собирается играть Гамлета. Вам понравилась пьеса?

– Нам она понравилась, – сказала Мэриэн. – Ты был просто уморителен. Твоя мама уже видела тебя в ней?

– Увидит в следующие выходные, – сказал он. – Она позвонит вам, когда приедет сюда, я уверен. А это кто? – Джек перевел любопытный взгляд своих карих глаз на Эву. Парни из университета никогда не относились к ней как к девушке, которую можно пригласить на свидание: Эва была слишком серьезной, слишком увлеченной учебой и очень много говорила о своей дочери. Однако этот мужчина смотрел на нее с явным интересом.

– Это Эва Бейли, она живет у меня, – сказала Мэриэн. – Эва, это Джек.

Эва пожала протянутую руку.

– Вы правда хорошо играли, – сказала Эва. – Удивительно своевременно, – добавила она, словно разбиралась в театральном искусстве.

Он не выпускал ее руки.

– О, Эва, у вас есть парень? Не хотите сходить со мной куда-нибудь?

В ответ на его дерзость Эва рассмеялась, сомневаясь, не шутит ли он.

– Боже мой, Джек, ты ничуть не изменился, – сказала Мэриэн. – Джек, как обычно, сумасброден, – сказала она Эве. – Никогда не догадаешься, о чем он думает. Однажды, когда он был маленьким и мы с его матерью пошли в ресторан, он сказал официантке: «Я никогда не видел такого длинного носа, как у вас».

Джек проворчал:

– Не обращай на нее внимания, Эва. У тебя кто-нибудь есть? – повторил свой вопрос Джек.

– Только дочка трех с половиной лет, – сказала она.

– Бонус? – Его лицо просветлело, но она напомнила себе о том, что он актер. – Если только ее отец не из тех, кто заявится ко мне с ружьем, я все-таки хочу пригласить тебя куда-нибудь. Что скажешь?

– Конечно, – удивившись самой себе, сказала Эва. Она нигде не бывала с тех пор, как рассталась с Тимом. Для нее общение с людьми сводилось к тому, что они пили кофе с Лоррин на территории университета, где ее старая подруга теперь готовилась к защите диплома по телекоммуникациям, и встречам в детском саду с другими мамами и детьми. Больше у нее не хватало времени ни на что. Но, казалось, Джек словно силком выманил у нее это «да», и она произнесла его вслух. – Я очень занята, но…

– Но она выкроит время… – сказала Мэриэн.

– Я позвоню на номер Мэриэн, – сказал Джек. Он не отрывал от нее глаз, но Эву не смущал его спокойный взгляд. В нем не было угрозы. Она с уверенностью, которой не замечала у себя прежде, посмотрела ему в лицо. Эва больше не была девушкой, которую свел с ума и соблазнил Тим Глисон. Она стала женщиной, способной ответить на внимание мужчины или отвернуться от него, и в этот момент она решила ответить.

Однако когда они с Мэриэн вернулись в фойе, она стала молчаливой и задумчивой. Заговорила она только тогда, когда они сели в машину Мэриэн.

– В нем можно быть уверенной? – спросила Эва.

– Как в утренней заре, – откликнулась Мэриэн.

На следующий день Джек позвонил ей. Мэриэн подошла к телефону и, прикрывая трубку рукой, протянула ее Эве.

– Неважно когда, я посижу с ребенком, – прошептала она, явно довольная своей ролью свахи.

– Привет, – сказала Эва.

– Я достал два билета на завтрашний вечер на концерт Спрингстина[17], – сказал он. – Не хочешь присоединиться ко мне?