Кейл задумчиво посмотрел на него. В последние несколько недель он увидел и узнал много такого, что удивляло его, и за это он был благодарен ИдрисуПукке. Он испытал много странных, незнакомых эмоций — чувство дружбы, ощущение доверия. Однако требовалось нечто большее, чем несколько недель доброты и щедрости, чтобы заставить Кейла утратить бдительность. Он подумал, не сменить ли тему, но затем решил, что, похоже, не имело особого значения, если на этот вопрос он ответит правдиво:

— Я испытываю страх перед вещами, которые могут навредить мне в целом. Я знаю, что хотят сделать со мной Искупители. Это трудно объяснить. Но бой… — тут совсем другое. Что ты там говорил насчет сражения при… — Кейл вопросительно посмотрел на ИдрисаПукке.

— При Козлиной реке, — подсказал тот.

— …ну да, так вот все это — трясучка, боязнь обосраться…

— Что-то непохоже, чтобы ты щадил мои чувства.

— …Я испытываю нечто прямо противоположное. Я становлюсь холодным, бесчувственным, и в моей голове все четко проясняется.

— А потом?

— Что ты имеешь в виду?

— Потом тебе бывает страшно?

— Нет. Обычно я вообще ничего не чувствую — за исключением того случая, когда я отделал Конна Матерацци. Это было очень приятно. Но когда я убивал солдат на ринге, мне вовсе не было приятно. В конце концов, они не сделали мне ничего плохого. — Кейл замолчал. — Я больше не хочу об этом говорить.

ИдрисуПукке хватило мудрости не испытывать удачу дальше, так что в течение нескольких следующих недель Кейл возобновил свои прогулки в одиночестве, а по вечерам они пили, курили и ели вместе. Постепенно, по мере того как желудок Кейла закалялся, пища становилась более сытной: рыба, жаренная в хрустящем кляре, больше масла в овощах, немного сливок к ежевике…

Все два месяца, в течение которых Кейл и ИдрисПукке наслаждались покоем и безмятежностью «Крон», за ними наблюдали мужчина и женщина. В этом не было ни заботы, ни желания оберечь — представьте себе плотную материнскую опеку, только лишенную любви.

В сказках о хороших и плохих людях только хорошие страдают от чудовищного невезения, несчастных случаев и ошибок. Плохие всегда предусмотрительны, действуют организованно и строят хитроумные планы, которые срываются лишь в последнюю долю секунды. Зло всегда на пороге победы. В реальной жизни и плохие, и хорошие совершают простейшие ошибки, которых, казалось бы, так легко избежать, и у тех, и у других бывают неудачные дни, и те, и другие сбиваются с пути. У людей глубоко порочных хватает слабостей, помимо желания убивать и увечить. Даже в самой суровой и жестокой душе есть уязвимые места. Даже в самой безводной пустыне встречаются свои озера, тенистые деревья и тихие ручейки. Не только дождь одинаково окропляет праведного и неправедного, но и везение-невезение с его непредвиденными победами и незаслуженными поражениями.

Дэниел Кэдбери, привалившийся к тутовому дереву, закрыл книгу, которую читал, — «Печального принца» — и довольно хмыкнул.

— Тише! — шикнула на него, услышав звук захлопнувшейся книги, женщина, которая, стоя к нему спиной, во что-то внимательно вглядывалась. Она резко повернула голову.

— До него две сотни ярдов, — сказал Кэдбери. — Парень ничего не слышит.

Убедившись, что Кейл продолжает спать, лежа внизу, на берегу реки, женщина снова посмотрела на Кэдбери, на этот раз просто так. Будь он кем-нибудь другим, а не убийцей, бывшим галерным рабом и время от времени осведомителем Китти Зайца, Кэдбери мог бы занервничать. Женщина была не то чтобы уродливой, скорее просто абсолютно никакой, но ее глаза, в которых не проглядывало ничего, кроме враждебности, кого угодно могли заставить чувствовать себя неуютно.

— Хочешь почитать? — спросил Кэдбери, протягивая ей книгу. — Она очень занятная.

— Я не умею читать, — ответила женщина, полагая — вполне, надо сказать, справедливо, — что он над ней насмехается.

При обычных обстоятельствах Кэдбери поостерегся бы дразнить Дженнифер Планкетт, убийцу, которую Китти Заяц обожал и ценил настолько, что держал исключительно для личных, самых трудных поручений.

Кэдбери даже испуганно вскрикнул, когда Китти Заяц объявил, кто будет его напарником:

— Только не Дженнифер Планкетт! Пожалуйста!

— Согласен, не очень приятная компания, — пробулькал тогда Китти, — но слишком много важных персон интересуется этим мальчиком, включая меня, и интуиция подсказывает мне, что в твоем случае могут понадобиться навыки членовредительства того рода, какими Дженнифер Планкетт владеет непревзойденно. Потерпи ее ради меня, Кэдбери.

На том разговор и закончился.

Только из-за скуки Кэдбери вызывающе провоцировал эту опасно талантливую убийцу. Они следили за мальчиком вот уже месяц, но тот лишь ел, спал, плавал, ходил и бегал. Даже удовольствие, которое Кэдбери получал от «Печального принца», книги, которую Дэниел с наслаждением перечитывал в двенадцатый раз за двенадцать лет, не спасало: он становился все более беспокойным.

— Я не хотел тебя оскорбить, Дженнифер.

— Не называй меня Дженнифер.

— Но должен же я как-нибудь тебя называть.

— Нет, не должен. — Она не отводила взгляда и не моргала. Ее терпение имело пределы, и они были не так уж широки.

Кэдбери пожал плечами, давая понять, что уступает, но Дженнифер Планкетт не шелохнулась. Он начал подумывать, не следует ли ему приготовиться, однако в следующий момент она, словно зверь, не принимающий человеческой компании, отвернулась и снова стала наблюдать за спящим мальчиком.

«У нее странный не только взгляд, — подумал Кэдбери, — но и то, что за ним стоит. Она вроде живая, но я понять не могу, как именно существует в ней жизнь».

Учитывая свою профессию, Кэдбери прекрасно знал людей, склонных к убийству. В конце концов, он сам был одним из них. Он убивал, когда требовалось, редко испытывал при этом удовольствие, а иногда делал это неохотно и даже чувствовал угрызения совести. Большинство же наемных убийц получают некоторое удовольствие от того, что они делают, — кто больше, кто меньше. Дженнифер Планкетт была совсем особенной. Кэдбери не мог понять, что происходило с ней, когда она убивала. То, чему он оказался свидетелем, когда Планкетт ликвидировала двух соглядатаев, которых арестовали подкупленные ИдрисомПукке солдаты, не было похоже ни на что виденное им прежде.

После своего освобождения, так и не поняв, что исполняют роль подсадных уток, те двое каким-то образом все же отыскали «Кроны» и разбили лагерь в лесу, в полумиле от охотничьего домика. Не посоветовавшись с Кэдбери — что было неэтично с профессиональной точки зрения, но он решил не заострять на том внимания, — Дженнифер Планкетт подошла сзади к этим двоим, когда они, сидя у костра, кипятили чай, и заколола обоих. Что больше всего поразило Кэдбери, так это полное отсутствие малейших признаков суеты и волнения. Она убила их, приложив не больше усилий, чем прилагает мать, собирая игрушки своих детей, — с какой-то усталой рассеянностью. Мужчины осознали, что происходит, только в момент смерти. Даже самым жестоким на его памяти палачам требовалось настроиться на убийство. Дженнифер Планкетт — нет.