С 1670 года лондонские изобретатели, в частности, Ричард Ривс и Сэмюэл Хатчинсон пытались ввести в употребление новые конструкции более мощных масляных ламп.

В 1695 году Корпорация лондонского Сити продала Королевской осветительной компании за 600 фунтов стерлингов эксклюзивную лицензию на использование масляных ламп в лондонском Сити сроком на двадцать один год. На главных магистралях лампы располагались не более чем в тридцать ярдах друг от друга, на боковых улицах — в тридцати пяти ярдах. Компания наделялась полномочиями собирать штрафы с домовладельцев, которые вовремя не зажгли лампу. В Сити установили более тысячи «королевских огней»; это дало толчок соседнему району — Вестминстеру — тоже прикупить ламп. Закон об освещении 1736 года добавил новую тарифную схему в зависимости от стоимости зданий, продлил время освещения улиц и сузил расстояние между лампами. В 1739 году в двадцати шести административных районах Сити висело уже 4825 ламп, которые обслуживали семнадцать подрядчиков.

Париж переходил с воска на масло в течение двадцати лет после 1765 года; это произошло с внедрением мощных газоразрядных ламп (réverbères) — одного из наиболее значимых нововведений столичных властей. Шестигранные фонари висели посередине улицы на расстоянии около 200 футов друг от друга. Каждый фонарь имел от двух до четырех фитилей и работал на дешевом, весьма вонючем масле. В каждом квартале имелся инспектор, проверявший (впрочем, не очень часто) исправно ли работают фонари. К 1790 году было установлено 3783 фонаря, это число медленно доросло до 5123 фонарей в 1828 году.

Как в Лондоне, так и в Париже, porte-falots — или мальчики с горящими факелами продолжали зарабатывать себе на пропитание, сопровождая запоздавших пешеходов до дома. То, что мальчишки промышляли этим ремеслом и в девятнадцатом веке, говорит о том, что в обеих столицах процесс иллюминации был далеко не окончен. Тем не менее, именно газоразрядные лампы вдохновили художников на изображение ночного Парижа.

Две картины — городские пейзажи ночного Парижа, — достойны того, чтобы привести их в этой книге. Они принадлежат кисти художника из Лилля Анри-Жозефа ван Бларенберга и дают нам возможность наблюдать некоторые эффекты производимого уличными лампами освещения. На первой картине изображена полицейская облава на бордель, расположенный на неосвещенной улице, вторая картина (незаконченная) рисует сценку на улице Сент-Оноре. Здесь с проводов свисают лампы, а на тротуарах толпятся проститутки. Картины примерно одного размера — возможно, автор намеревался иронично намекнуть на то, что с появлением фонарей ночная «торговля телом» в Париже не прекратилась. В сцене облавы [рис. 36] мы видим полицейских лучников в голубом, чиновников в черно-красной форме, кучера и нескольких потенциальных «клиентов».

Рис. 36. Ночной десант. Анри-Жозеф ван Бларенберг, 1780.

На улице так темно, что перед вторым экипажем, едва видным на заднем плане, идет человек с факелом, ведущий под уздцы лошадей. Если бы не свет, льющийся из окон здания, на улице вообще ничего не было бы видно. Однако на картине с лампами [рис. 37] ситуация меняется. Здесь тоже происходит множество событий: мужчины и женщины прогуливаются по улице Сент-Оноре, по проезжей части двигается не менее четырех экипажей. Улица освещена достаточно ярко, так что услуги людей с факелами не требуются. Здания, изображенные на обеих картинах, практически одинаковы, но с самим городом уже произошли чудесные изменения. Никто этого как будто не замечает, но парижская ночь впервые откинула покрывало, показав горожанам свое лицо.

Появление в Лондоне газового освещения в 1807 году вызвало реакцию, аналогичную появлению первых газоразрядных ламп: изумление, восхищение, и вместе с тем — саркастические замечания о том, что это плохо отразится на заработках шлюх. «Если никто не погасит этот проклятый свет, — словно вопиет одна из проституток на рисунке Томаса Роуландсона 1809 года, «Взгляд на газовые огни», — нам придется закрыть лавочку!» К сожалению, Роуландсон не предпринял даже попыток запечатлеть эффект, произведенный «газовыми огнями» ночью, как это сделал Бларенберг. Вместо этого он рисует их днем, когда они, понятное дело, не горят. За исключением великолепных изображений садов развлечений, художники того времени крайне редко рисовали ночной Лондон.

Рис. 37. Ночная сценка, Анри-Жозеф ван Бларенберг, 1780 г.

С приходом газовых рожков лондонские улицы засветились еще ярче; в 1815 году в городе было проложено уже тридцать миль газовых труб. Первые коммерческие попытки внедрить газовое освещение в Париже в 1819 году потерпели неудачу; лишь десять лет спустя Рю де ла Пэ и Рю де Кастильон стали первыми улицами, где загорелись газовые фонари. Как мы увидели, однако, освещение не слишком сильно повлияло на ночную активность обеих столиц. Спустя столетие со времени «мистера Зрителя» и «Ночного зрителя», в 1851 году, Джордж Август Сала[86] написал «Ключ от улицы» (The Key of the Street), вышедший в издававшемся Диккенсом популярном журнале «Домашнее чтение». Благодаря своему рассказу о том, как он провел в Лондоне время с полуночи до восьми утра, Сала получил «пропуск» в журналисты и вдохновился на новые литературные опусы на ту же тему: «Дважды вокруг циферблата» (Twice Round the Clock, 1858 г.) и «При свете газа и при свете дня» (Gaslight and Daylight, 1859 г.). В Париже Жерар де Нерваль решил проверить, сможет ли он провести ночь без сна на улицах собственного города, а затем описать этот эксперимент в том же ключе, как это сделал Сала. В результате в 1852 году вышли в свет «Октябрьские ночи» (Les Nuits d’Octobre), хотя сам автор признал эксперимент неудавшимся. Рассказчик со своим другом всю ночь пытаются найти хоть одно работающее заведение. Не найдя ничего путного, они начинают с тоской вспоминать веселые ночки, которые они проводили в Лондоне, удивляясь и досадуя, что в собственной столице ничего подобного не сыскать. «Ну почему? — в отчаянии воздевает руки к небесам рассказчик. — Почему здесь не так, как в Лондоне?

Великий город не должен спать, разве не так?».

Эжен-Франсуа Видок родился в Аррасе в 1775 году в семье булочника. В своих мемуарах Видок признается, что с юных лет в нем проявилась тяга к воровству и шулерству и прочие преступные наклонности. Свои эскапады юный воришка финансировал из скромных доходов семьи. В конце концов, отец Франсуа не выдержал и сдал свое чадо в тюрьму для малолетних преступников. Здесь (по воспоминаниям самого Видока) мальчик немного задумался о жизни и решил измениться в лучшую сторону. Однако, выйдя на свободу, он подсмотрел, где родители хранят деньги, и, выманив под каким-то предлогом мать из дому, стащил все семейные сбережения и бежал. Юный Видок собирался плыть в Америку, в «Новый свет», однако по дороге в порт его самого ограбили. Оставшись без гроша в кармане, он нанялся на работу в цирк. Вначале работал простым фонарщиком, но с течением времени директор цирка разрешил ему тренироваться на акробата. Видок не проявил особого усердия на трапеции, и тогда ему придумали собственный номер: «Каннибал Южных морей» В финале выступления он должен быть с жадностью убить петуха и сожрать его сырым. Увы, Видок не справился с этим заданием — и его выгнали из цирка. Тогда блудный сын решил вернуться домой, где его ждал на удивление теплый прием. Однако старые привычки, как известно, умирают медленно. Кутежи и попойки продолжались, а затем Видоку пришлось вступить в Бурбонский полк. Он храбро сражался против австрийцев под началом генерала Дюморье, принимал участие в сражении при Жемаппе (6 ноября 1792 года), однако после битвы дезертировал, перейдя на сторону австрийцев. Там он тоже не захотел воевать против «своих» и сказался больным. Его как инвалида, списали во фламандский Лёвен, где он стал работать инструктором по фехтованию. Когда Видок вернулся в Аррас, город был охвачен кровавым патриотическим пылом революции. Видок снова попал в тюрьму Ле Боде, но в этот раз оказался в компании аристократов и граждан, подозреваемых в симпатиях к австрийцам, ведь Аррас был очень близок к границе. Казалось, жизнь до сих пор удачливого вора близка к закату, однако он выжил. Сбежав на свободу, бесстрашный и «безбашенный» Франсуа долго скитался по стране, то и дело попадая в тюрьмы то в одном городе, то в другом, начиная с тюрьмы Святого Петра в Лилле и кончая тюрьмой Ла Форс в Париже. Раз за разом он прокапывал тоннели, перелезал через стены и выпрыгивал из окон. Видок воевал и в голландском флоте, где его то приговаривали к смерти за разжигание мятежа, то производили в бомбардиры. Он чудом избежал галер, а затем удачно перешел через охваченную боевыми действиями территорию, переодетый монахиней.