Многое из того, что описано в «Мемуарах» Видока, технически говоря, не является детективной работой, поскольку всеведущий герой в малейших подробностях описывает преступление еще до того, как оно совершено. Когда же Видок все-таки встречается с преступлением, корни которого ему неизвестны, он использует на удивление примитивные для «отца криминологии» методы. Например, вора Ото он узнает по башмакам, отпечатки которых сравнивает с найденными на месте преступления. Однако такие случаи — скорее исключения, чем правила. Необыкновенная сила Видока состоит в его бесстрашном умении притворяться преступником. Конечно, на это можно возразить, что на самом деле Видок притворяется детективом, на самом деле являясь преступником. По мере того, как репутация Видока крепла, люди потянулись к нему за советом, и в результате после второго увольнения в 1832 году, Видок открыл частную сыскную контору, которую он назвал «Универсальная служба» (Bureau des Renseignements Universels). «Мемуары» Видока вышли в английском переводе в 1828 году — в тот же год, что их оригинальное французское издание. Их перевел Уильям Магинн, вечно безденежный и вечно пьяный ирландский журналист, подрабатывавший памфлетистом у Тори. В 1828 году Магинн приехал в Париж в качестве корреспондента недолго просуществовавшей газеты Тори «Представитель». Он также пытался скрыться здесь от кредиторов. Магинн прожил в Париже несколько лет, с головой окунувшись в литературную жизнь французской столицы. Кроме огромной работы над «Мемуарами» Видока, он также перевел «Физиологию вкуса» — знаменитую книгу о гастрономии Жана-Антельма Брийя-Саварена, которую мы обсуждали в третьей главе. Он очень гордился тем, что сумел выучить язык парижских воров, а его интерес к воровскому миру явно распространялся как на Париж, так и на Лондон. В год выхода «Мемуаров» Магинн написал собственный детективный рассказ «Красный сарай» (1828 г.), в котором пересказал расследование убийства Марии Мартен ее гражданским мужем Уильямом Кордером. Этот случай получил широкую известность, поскольку тело жертвы нашли в сарае, который сумели обнаружить из-за неоднократно повторявшегося сна.

Такие известные случаи — couses célèbres — как убийство Мартен, лили воду на литературную мельницу Лондона 1820-х годов, когда писатели и журналисты вроде Джорджа Августа Сала могли существовать во многом за счет написания восьми-шестнадцати страничных брошюрок так называемых penny-bloods — кровавых «историй из жизни». Видок в переводе Магинна и его «Красный сарай» были гораздо более объемными трудами, но и они питали все тот же читательский аппетит к «страшилкам». Лондонцы жаждали найти героя, способного разыскивать виновников тяжких преступлений, но они не могли представить себе такого человека в своем городе. Конечно, и в английской столице такие попытки совершались: например, мировой судья Генри Филдинг зимой 1748–49 годов создал бригаду профессиональных полицейских «Бегуны с Боу-стрит», которая получала небольшую правительственную субсидию. Под руководством его преемника и сводного брата Джона в 1770 году сыщики «с Боу-Стрит» собрали и распространили информацию о преступниках и их тайных явках не только в столице, но и по всей территории Англии. «Бегуны» активно работали до 1839 года, однако они были лишь малочисленной группой, состоявшей из шести-двенадцати волонтеров, в том числе и бывших преступников. Из-за этого поначалу им приходилось прикладывать немало усилий, чтобы отделить себя от полукриминальных «охотников на воров», каковым являлся, например, Джонатан Уайлд, известный тем, что охотно выдавал властям своих конкурентов, чтобы получить награду в 40 фунтов (около 3000 фунтов в пересчете на сегодня), полагавшуюся за поимку грабителей, разбойников и фальшивомонетчиков. Законом о столичной полиции 1829 года была основана Служба столичной полиции, но в Лондоне не существовало ничего подобного службе Видока. Вся лондонская полиция состояла из пяти подразделений по 144 констебля. Только в 1842 году впервые заработал «Детективный отдел» в количестве двух инспекторов и шести сержантов. Его возглавил сэр Ричард Мейн, который подобрал себе «сотрудников» из числа представителей рабочего класса, самостоятельно поднявшихся по служебной лестнице. Правда, эти детективы особо «не высовывались» вплоть до 1890-х годов, когда некоторые из них опубликовали свои мемуары.

Таким образом, мы видим, что фигура детектива имеет преимущественно парижский флёр. Перевод Магинна дал толчок двум другим прославлявшим Видока мелодраматическим произведениям. В 1829 году вышла пьеса Дугласа Уильяма Джерролда «Видок! Тайный агент французской полиции», поставленная в Королевском Кобург-театре, где Джерролд подрабатывал драматургом. Эта мелодрама в двух актах соревновалась в популярности с продукцией Суррей-театра «Видок, агент тайной полиции», поставленной по пьесе Дж. Б. Бакстона. В обеих пьесах присутствовал хор веселых галерных рабов, брошенные на произвол судьбы парижские подростки и эффектные сцены поножовщины в конце каждого акта. В этих пьесах Видок представал чуть ли не французским Макбетом, или, по крайней мере, героем «Оперы нищего» — отчаянным, но привлекательным авантюристом и двоеженцем поневоле. Успех этих пьес был так велик, что в 1845 гг. Видок совершил путешествие в Лондон и предстал перед публикой в «Космораме» на Риджент-стрит в окружении цепей и других вещественных доказательств его преступного прошлого.

Монмартр — одно из немногих мест, где Нервалю удается найти компанию во время ночных бдений на страницах «Октябрьских ночей». Здесь, через много часов после закрытия последнего кафе, он встречает группу старых работников каменоломни, греющихся около костра. Они рассказывают ему, как помогали великому естествоиспытателю и историку Жоржу Кювье в его геологических изысканиях — поисках таинственных ископаемых существ, немых свидетели древних «революций», извлеченных из недр земли.

Автор знаменитой книги «Рассуждение о переворотах на поверхности земного шара» (1825 г.), Кювье с 1802 года работал профессором Музея естественной истории в Саду растений, где занимался реконструкцией останков ископаемых млекопитающих. Его задача еще больше усложнилась, когда из местных карьеров начали извлекать останки совершенно незнакомых видов животных. Как классифицировать всех этих ископаемых в виды, роды и другие категории и подкатегории системы Линнея? Как внести порядок в хаотические, первобытные лабиринты?

Кювье отметил, что его коллеги палеонтологи в значительной степени упускают из виду окаменевшие останки четвероногих существ, предпочитая классифицировать ракушечники и рыб, поскольку они, как правило, сохранялись в более или менее полном виде. Кости же четвероногих млекопитающих чаще всего оказывались разбросанными — ведь их смерть наступала чаще всего в результате нападения хищника, а если животное умирало естественной смертью, его останки поедали падальщики. Разбирая груды костей, палеонтологи не могли быть уверены, имеют ли они дело с одним полным скелетом, или набором неполных. Кювье упростил свою задачу, предположив, что природа не является аморфным бесструктурным «облаком жизни», но организована вокруг некоторого набора основных «чертежей». Так, некоторые существа имеют «центральную ось», позвоночник («позвоночные»), а другие имеют круглое или радиальное строение («лучистые», как морские анемоны — актинии) и так далее. Каждой классифицируемой группе была присуща своя центральная форма или архетип.