Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Этот сильно сокращенный рассказ дает лишь некоторое представление о яркой личности Видока, даже если кое-какие детали выглядят не слишком достоверно. За отсутствием документальных доказательств и научного изучения его биографии, мы можем черпать сведения лишь из четырехтомных «Мемуаров» Видока, изданных в 1828–1829 годах. Хотя детали нам неизвестны, мы знаем, что издатель «Мемуаров», Тенон, заказал другому писателю, Эмилю Морису, переработать первый том на основании документов и материалов, предоставленных Видоком. В интерпретации Мориса наш герой редко останавливается, чтобы обдумать свои поступки; и он, и другие персонажи выглядят достаточно «картонными». Очевидно, автор основывался на традициях плутовского романа. Британскому читателю «Мемуары», скорее всего, напоминали невероятные приключения героев Тобайаса Смолетта[87] вроде Родрика Рэндома или жизнь преступника, существовавшего в реальности — Джонатана Уайлда[88]. И во французской литературе можно найти сказки о смелых грабителях и разбойниках с большой дороги вроде Картуша и Луи Мандрена, который в 1750-е годы возглавлял целую армию контрабандистов.
Однако если Уайлда повесили, а Картуша и Мандрена колесовали, то Видок умер в своей постели в 1857 году в возрасте восьмидесяти двух лет.
Остальные тома «Мемуаров» писал Луи-Франсуа Леритье — литературный поденщик, написавший собственный роман и несколько пьес, а также работы по военной и революционной истории. Леритье придал воспоминаниям Видока необходимый блеск. «Мемуары» имели оглушительный успех, однако, перелистывая их страницы, невольно чувствуешь диссонанс. Первые пятнадцать глав написаны живо, бойко, с постоянной переменой места действия. Хотя они составляют львиную долю мемуаров, становится ясно, что это лишь предыстория карьеры, которую Видок сделал в Службе безопасности (Sûreté), чудесным образом превратившись из «браконьера» в «егеря». Новая служба была создана как отделение префектуры полиции лишь в 1812 году, но уже через год по велению Наполеона была переименована в Управление национальной безопасности (Sûreté National). Видок возглавлял отряд бывших преступников, перековавшихся в детективы, с 1812 по 1827 год. Здание, в котором располагалось Управление, находилось по адресу улица Святой Анны, дом 6, примыкая сзади к зданию Префектуры на Иерусалимской улице. В 1832 году Видок снова вернулся на службу, возглавив отдел, известный в то время как бригада безопасности.
Видок, однако, тоже не раз имел дело с законом, и провел в тюрьмах немало лет. Через несколько месяцев после возвращения на службу его вынудили подать в отставку, а Управление национальной безопасности было реорганизовано. С августа 1842 года по июль 1843 года Видок провел в тюрьме Консьержери по обвинению в вымогательстве, будучи арестован в ходе массовой облавы полиции на штаб-квартиру Управления. (Кстати, приговор был отменен после апелляции, в ходе процесса, который длился считанные минуты). Похоже, этот эпизод никак не затронул его репутацию; Видока и сейчас считают первым в мире детективом, отцом современной криминологии. Оноре де Бальзак увековечил его память, выведя в образе Вотрена в романе «Отец Горио» (1834–1835 гг.) Вотрен фигурирует не только в романах Бальзака, но и в пьесах — в 1840-м году в театре на Бульвар дю Тампль было поставлено несколько мелодрам, сюжет которых строился на расследовании кровавого убийства. Благодаря популярности этих пьес Бульвар дю Тампль даже приобрел новое имя: «Бульвар убийств». Видок и сам написал одну мелодраму.
По контрасту с ходульным персонажем первого тома, под пером Леритье образ Видока приобрел выпуклость и даже некоторую привлекательность. Сбежав из очередной тюрьмы (в Дуэ), Видок открывает магазин в Париже, однако бывшие друзья из криминального мира, очевидно шантажируя его, заставляют его хранить у себя краденые товары. Видок поневоле возвращается к преступной жизни; ему приходится скрываться в городе до своего ставшего знаменитым ареста на улице Тикетон, где его хватают на крыше дома. В тюрьме Видок, озлобившись на всех, становится информатором, используя свою славу и популярность среди товарищей по парижским тюрьмам, а также среди воровских притонов разных районов города.
В словах, которые Леритье вложил в уста Видока, мы слышим голос Ночного зрителя Ретифа де ла Бретонна, парижского детектива. В сцене, где Видок описывает, каким образом он умудрился проникнуть в особо засекреченный притон, звучит характерное для него бахвальство: смеясь, он рассказывает, что с огромным трудом «вползал» в доверие к «этому стаду отморозков». В результате доверчивые преступники заранее информировали провокатора о готовящихся грабежах, подписывая, таким образом, ордеры на собственные аресты. Вначале Видок работал один, однако в 1812 году старшие полицейские чины, пораженные впечатляющими результатами его деятельности, предоставили в его распоряжение трех инспекторов. Видок начал охотиться за «крупной рыбой». Из последнего тома «Мемуаров» мы узнаем, что он начал применять в работе научный метод: анализируя свои прошлые, успешно раскрытые дела, составлял психологические типы преступных личностей. По мере того, как количество людей под началом Видока росло (в 1817 году их было уже двенадцать), Видок продолжал «убегать вместе с зайцем» и одновременно «травить его гончими», периодически переодеваясь и притворяясь мелким воришкой, чтобы вместе с другими ворами участвовать в уличных налетах. В тексте постоянно встречаются куски, написанные на воровском «арго», что, вероятно, страшно нравилось читателям. После публикации «Мемуаров» Видока появилось немало словарей арго, пользовавшихся популярностью среди читателей буржуазного класса. Впрочем, то же самое случилось в Лондоне за век до этого, после постановки пьесы Джона Гея[89] «Опера нищего». К счастью, сам Видок составил двухтомный «Словарь арго», в котором присутствовали как перевод слов с арго на обычный французский, так и наоборот. Вооруженный словарем, читатель мог легко представить себя участником веселой воровской попойки, происходившей в какой-нибудь таверне, выпивающим кружку за кружкой и на чистейшем арго ругающим этих «полицейских свиней».
Как и в случае в Ретифом, положение Видока как рассказчика и детектива неоднозначно. Оба страшно сердятся и обижаются, когда их персонажей принимают за преступников, однако ни один не хочет также становиться на сторону властей. Наоборот, они ругают власти за лень, равнодушие и взяточничество. Однако хотя оба и жалуются на то, что власти им не помогают, совершенно ясно, что сами они предпочитают охотиться в одиночку. Собственно, мемуары Видока лишь подтверждают распространенное на протяжении двух веков мнение о полицейском шпионе, который, притворившись спящим в темном углу кафе, подслушивает разговоры за соседними столиками.