Но кто из них настоящий повелитель? Кто раз за разом набирает силы, а кто теряет?

Аделаида опускает гребень в карман. Велит принести плащ. Приказывает седлать коня.

Пока камеристки суетятся, исполняя приказы королевы, Аделаида вдруг подносит руку к груди. И кладет ее прямо на сердце.

Словно хочет убедиться, что оно никуда не пропало.

Шагнув через порог кухни, Уилл сразу увидел записку.

Она лежала на стуле, поверх аккуратной стопки одежды, одеяла и подушки, выданных Софи.

Уилл уже дочитывал, когда в кухню вошла бабуля с подойником молока.

– Что ты ей наговорила? – набросился он на бабку.

– Ничего. Я только сказала ей, что, если она хочет получить назад свое сердце, пусть займется этим сама.

– Бабушка, я ушам своим не верю! Ты отправила ее в Ниммермер? Да она и мили по этому лесу одна не пройдет. Погибнет!

Бабуля пожала плечами:

– И если останется здесь, тоже погибнет. Так не лучше ли попытаться добиться своего, чем сдаваться, а? Как по-твоему?

Уилл покачал головой и что-то буркнул. Потом положил записку на стол и ушел к себе.

– Ой-ой, бабуля, – подала голос Гретта, которая сидела у очага. – Похоже, ты своего добилась.

Бабуля махнула на нее рукой:

– Ничего страшного. Подуется и перестанет.

Но Гретта покачала головой:

– Он не дуется и не перестанет.

Девочка оказалась права. Десять минут спустя Уилл вошел в кухню с заплечным мешком в руке. За ним шел Арно. Зара, поскуливая, приплясывала вокруг них.

Бабуля повернулась спиной к сковороде, на которой жарился бекон к завтраку.

– Нет, – сказала она. – Ты не пойдешь за ней.

– Да, – ответил Уилл. – Пойду.

Бабуля сердито взглянула на него:

– Может, поищешь заодно и свое сердце, а? По-моему, кто-то его утащил.

– Мне пора. Она там одна. Кто-то должен помочь ей, иначе она заблудится.

Бабуля засмеялась, но смех вышел безрадостным.

– Это ты заблудился, мальчик, а не она. Она принцесса. А ты – нищий.

– Правда, бабуля? А я не знал. Спасибо, что надоумила.

– Предположим, случится чудо и она получит свое сердце назад. И что потом? Говорю тебе…

– Так я и знал.

– Она все равно выйдет замуж за какого-нибудь короля, а ты вернешься сюда.

– Вернуться сюда – это совсем не плохо.

Бабуля вздохнула – видно, смирилась с неизбежным.

– Будь осторожен, мальчик. Нам ты тоже нужен.

Уилл обнял бабушку одной рукой и чмокнул ее в седую макушку:

– Я вернусь. Не успеете оглянуться.

Бабуля сунула руку в карман:

– На, возьми. Может, продашь за пару монет. Деньги в дороге не помешают.

Она взяла его руку и положила ему на ладонь три крупные жемчужины.

– Где ты их взяла? – удивился Уилл.

– Старая знакомая подарила, – ответила бабушка.

– Готов? – спросил Арно. – Тут недалеко, за Черными Холмами, есть симпатичное кладбище. Богатенькое. С просторными мавзолеями. Я бы зашел в склеп к Шнайдерам, если, конечно, замок не сменили. Но чтобы поспеть туда до темноты, надо выйти прямо сейчас.

– Как, ты тоже уходишь? – спросила бабуля.

– И я тоже. Давненько уже не ходил в сторону Ниммермера. А там есть кому передать привет.

Бабуля сделала им по сэндвичу с беконом, потом добавила еще один – для Софи. А еще завернула в тряпицу буханку хлеба, колбасу, сыр и фрукты. Мужчины двинулись к лесу. Женщины стояли во дворе и глядели им вслед.

– Софи ошибается, бабуля, – сказала вдруг Гретта.

– Насчет чего, девочка?

– Насчет королевы. Та хочет убить ее не потому, что считает ее слабой. Или глупой.

– Вот как? Тогда почему же?

Гретта вспомнила ту Софи, которую увидела совсем недавно: худую, немытую, искусанную змеями, со страшным шрамом на груди и волосами, пропахшими дымом.

И уверенно ответила:

– Потому что боится ее.

Софи сняла с плеч мешок, поставила его на землю и опустилась на колени рядом с крепким зеленым кустом.

– Оленья трава насыщает, а от оленьего листа синеет язык… – зашептала она и протянула руку к широкому зеленому листу. Но тут же отдернула ее и нахмурилась. – Или наоборот?

Она прикусила губу, жалея, что плохо слушала Уилла, когда тот говорил о лесе. Зато она запомнила его слова о том, что в лесу нельзя проходить мимо съестного, даже если ты не умираешь с голоду, – подножный корм помогает растянуть запас еды. Но пока ей удалось набрать лишь горстку орехов да найти съедобный гриб – ангельское крылышко. С бабулиной кухни она взяла пару яблок и толстый ломоть хлеба с маслом и уже съела его.

Решив, что лучше ходить с синим языком, чем с пустым животом, Софи решилась и сорвала лист. Она еще не забыла о голоде, который терзал ее после Дрогенбурга, и знала, что если не найдет съестного, то умрет раньше, чем до нее доберется Король Воро́н.

Всего час прошел с тех пор, как Софи покинула домик бабули, а она уже скучала по его уюту, по чистенькой кухоньке, по теплому очагу, по чердаку с запасом провизии на долгую зиму. Так тяжело было оттуда уходить, почти как из Лощины. И не только из-за удобства и безопасности: все в крошечном домике говорило о внимании, заботе и любви его обитателей друг к другу.

Лес, по которому шла Софи, был прекрасен: ее окружали могучие старые деревья, пахло хвоей и влажной землей, стояла бархатная мшистая тишина. И все же становилось страшно – лес подавлял ее своей беспредельностью, она чувствовала себя маленькой и уязвимой. Всякий зверь, от свирепого волка до крошечной мышки, имел тут свое логово или норку, и только у нее не было ни убежища, ни крова. И ни одному волку, ни одной мыши не было дела до того, сыта она или умирает с голоду.

Сорвав еще пару листьев – Софи помнила наказ Уилла: никогда не обрывать все растение целиком, – она задумалась: посетит ли ее когда-нибудь такое же чувство дома, как у бабули? Дело было не только в уюте, тепле и вкусной еде. Сидя за столом с бабулей, Греттой, Уиллом и Арно, она чувствовала, что собеседники видят ее по-настоящему, такой, какая она есть, и такой, какой может стать. Как, может быть, ее не видел еще никто.