– Мне очень жаль, Гретта, – сказала она вслух.

– Я ненавижу королеву, – ответила та и сжала кулачки. – Ненавижу дворец и всех, кто в нем живет. Они забирают себе все, а мы только что с голоду не умираем. И тебя тоже ненавижу, Софи!

– Гретта, хватит. Это уже грубость, – сказал Уилл.

Бабуля взглянула на Софи.

– Опасная грубость, – добавила она.

– Софи не такая, как нынешняя королева, – обсасывая косточку, сказал Арно. – Она вернет себе корону. И тогда все станет по-другому.

– Правда? – с недоверчивой надеждой спросила Гретта.

Софи опустила глаза. Что она могла ответить? Сказать «да» значило солгать. Сказать «нет» – погасить слабый огонек надежды в глазах больной девочки. Неловкое молчание затягивалось, и вдруг Софи испытала новый голод – но шел он не от желудка, а от ее неправильного механического сердца.

Впервые в жизни Софи ощутила стремление к власти, к престолу, причем такое острое, что оно причиняло почти физическую боль. Ей мучительно захотелось взойти на золотой трон своей страны и ощутить на голове обруч короны Грюнланда с его мрачной притягательной тяжестью. Но не для того, чтобы стращать послов, щеголяя перед ними в бриллиантовой мантии. Не для того, чтобы построить самый большой в мире военный флот. А для того, чтобы ни одну беременную женщину никогда больше не выгнали из дому. Чтобы ни один юноша, потерявший зрение в боях за свою страну, не был выброшен на улицу, как сломанная игрушка. И чтобы маленькие девочки играли и веселились, а не выкашливали себе легкие.

Но Софи знала: этот голод не будет утолен никогда, и от этого делалось особенно больно. Ее сердце оказалось не просто своенравным, оно предавало ее – с каждой секундой приближалось последнее «тик-так». И чем слабее становилась она, тем сильнее были ее противники. Мысль о народе, который сейчас терпит произвол Аделаиды, а скоро будет терпеть еще и жестокость Хаакона, наполняла ее глубокой беспросветной тоской.

Бабуля смотрела на Софи молча, но было видно, что она вот-вот вскипит: так обманчиво-спокойно ведет себя молоко в кастрюле за секунду до того, как сбежать. Она повернулась к Уиллу и спросила:

– Кого ты к нам притащил? – И тут же кивнула Арно: – Ты – вор, но это ладно, у нас все равно нечего красть. – Затем продолжила, обращаясь к Софи: – А вот ты – мертвая принцесса, которая ходит по земле, и это беспокоит меня куда сильнее. Я давно о тебе слышу. В Темном Лесу вести разносятся быстро. Сначала ты произвела впечатление на жителей Дрогенбурга, где спасла от выселения семью. Потом раздавала обещания ветеранам. Они за тобой теперь на край света пойдут, только прикажи. – Намазав кусок хлеба маслом, она показала ножом на Софи. – Ты подарила людям надежду, а это опасно. Надежда – самое сильное оружие в мире. А сила делает надежду вдвойне опасной. И не забывай, принц Хаакон прекрасно это знает. Стоит ему прослышать, что ты опять спаслась, – и он перевернет всю округу, охотясь за тобой. Из-за тебя нам грозит большая беда.

– Бабуля, – вмешался Уилл, – Софи здесь потому, что я ее пригласил. Все, что случилось раньше… не ее вина.

Софи подняла глаза на своего защитника:

– Нет, Уилл. Твоя бабушка права. Не надо было мне приходить сюда. Просто я… испугалась. Мне нужно убежище. Ненадолго. Всего на пару дней. Тихое место, чтобы… – Ее голос прервался.

– Чтобы – что? – с нажимом повторил за ней Уилл.

Софи снова посмотрела на него. Его взгляд, прямой и честный, дал ей силы ответить:

– Чтобы умереть.

– Как это – умереть? – не понял Уилл.

Бабуля махнула на Софи рукой:

– Оставь ее, парень. Правды она все равно не скажет.

Но глаза Уилла, темные, как предгрозовое небо, не отрывались от лица Софи.

– Как это – умереть? – спросил он снова.

Софи не хотелось отвечать. Не хотелось раскрывать свою тайну и свое сердце. Только не Уиллу. Ведь он ненавидит ее и все, что она олицетворяет. И вся семья Уилла ее ненавидит. Но серые глаза требовали от нее правды. В них был вызов. Призыв быть искренней. Довериться ему. А еще она знала, что, если сейчас солжет, глаза отвернутся от нее навсегда, и по какой-то причине, известной лишь ее неправильному сердцу, эта мысль была ей невыносима.

Софи тяжело, медленно вздохнула и начала расшнуровывать горловину чужой рубахи. Под ней скрывался красный безобразный шрам, пересекавший грудную клетку. Придется, видно, показать его – пусть видят.

Взгляд Уилла сначала следил за движениями ее пальцев, но, когда верхняя часть ее груди оголилась, уперся в нее. Парень поморщился, но глаз не отвел. Арно тихонько присвистнул.

– Некрасивый, правда? – сказала Софи. – А история, которая за ним стоит, еще хуже. Уверены, что хотите ее услышать?

– Да, – ответил за всех Уилл.

Софи взглянула на Гретту, беспокоясь, не окажется ли ее рассказ слишком жестоким для ребенка.

Гретта схватила ложку и замахнулась ею на Софи, как мечом.

– Даже не думай отправлять меня спать или что-нибудь такое, – заявила она грозно, а брату сказала: – Если ты запрешь меня в спальне, я все равно буду слушать сквозь стену.

Уилл со вздохом смирился.

– Рассказывай, – обратился он к Софи.

И Софи рассказала. Обо всем, что случилось с ней, начиная с того раннего утра, когда она в сопровождении королевского егеря поехала в лес, и заканчивая их побегом от Хаакона.

– Я так ему верила. А он хотел меня убить. Я верила, что он поможет мне отвоевать мое настоящее сердце. Без Хаакона я не смогу его вернуть, а нынешнее скоро остановится.

Никто не произнес ни слова, когда Софи закончила свой рассказ. Никто не встал, чтобы убрать со стола или помыть посуду. За окнами уже плескалась темнота.

Первым нарушил молчание Арно:

– Даже будь Хаакон на твоей стороне, Софи, я не уверен, что он смог бы проникнуть в Ниммермер или одолеть Короля Воро́н.

– Почему? – спросила Софи. – Ведь у него есть армия.

– Ну и что? Туда уже приводили армии. Короли. Императоры. Маршалы. И никто не добрался даже до замкового рва. Там, в лесу, живут такие твари… – Арно покачал головой, не зная, как их описать. – Чудовища, вампиры, жуткие создания… Они не щадят никого, хотя немногие попадают им в лапы – от одного их вида люди без оглядки бегут прочь, все, даже видавшие виды солдаты.

Софи вспомнила рассказ семи братьев о тварях, стерегущих подступы к Ниммермеру, и о том, как Яспер не вынес встречи с ними. Его сердце остановилось, когда он увидел их. Софи стало страшно за Иеремию и Йооста. В глубине души она надеялась, что они испугались и вернулись домой. Если уж короли и маршалы не справились с Королем Воро́н, то куда им, маленьким?

– Откуда ты все это знаешь? – спросила она Арно.