– Я там бывал, – ответил тот. – Не в самом замке, конечно, но около него. Поговаривают, там есть подземный ход, через который Король Воро́н покинет Ниммермер, если кому-то все же удастся осадить замок. Во многих крепостях есть такие. Я его искал.

– Зачем? – спросила Гретта.

Арно пожал плечами:

– Корвус ведь король, так? А у королей много добра.

– А ты что, вор? – удивилась Гретта.

– В точку, милая, – ответил Арно и погладил девочку по голове.

– Арно, кто он… Король Воро́н? – спросила Софи. – Зачем он забирает сердца? Что он с ними делает?

– Не знаю. Люди болтают разное. Например, будто Король Воро́н не здешний, а прибыл издалека. Что он сам – чудовище. Призрак. Или вампир. Говорят еще, что есть какие-то чары, которые отпугивают его самого и его подручных, но как по мне, все это чушь. Я исходил Грюнланд вдоль и поперек, побывал во всех городах, больших и малых, не пропустил ни одной деревни и нигде не встретил человека, который вернулся бы живым из Ниммермера.

Страх Софи за Иеремию с Йоостом стал еще острее. А с ним и страх за свою жизнь. Она не сразу решилась спросить:

– А ты не знаешь, есть ли такие чары, которые могут вернуть человеку сердце?

Арно помешкал и сказал:

– Никогда не слышал. – И тут же добавил: – Но это еще не значит, что их нет.

В кухне стало тихо. Софи сидела и думала о том, как она заблуждалась. Вся мощь армии Хаакона не помогла бы ей вернуть сердце. Безнадежная затея, от начала и до конца. Осознание этого обрушилось на нее, как лавина.

Молчание нарушила Гретта:

– Мне так жаль, что я сказала, что ненавижу тебя, Софи. Прости меня.

– Тебе не за что просить прощения, Гретта. На твоем месте я чувствовала бы то же самое, – ответила Софи.

– Но почему, Софи? Почему это случилось с тобой? – продолжала допытываться девочка. – Почему Король Воро́н забрал именно твое сердце?

Софи опустила глаза.

– Ах, Гретта… – горько вздохнула она. – Если бы я знала.

– Так нечестно, – заявила Гретта.

Софи грустно улыбнулась:

– Конечно нет.

– Сколько у тебя времени… ну, до того, как сердце?.. – Уилл не смог закончить своего вопроса.

Софи глубоко вздохнула и ответила:

– Недели три, наверное. Плюс-минус пара дней.

Снова наступила гнетущая тишина. Печаль висела в воздухе, словно дым. Зара, чуя тоску хозяйки, положила ей на колени свою узкую морду. Софи стала поглаживать собаку за ушами, как вдруг Гретту сотряс такой приступ кашля, что Уилл, вскочив с места, бросился к ней.

– Я не пойду спать! – запротестовала девочка, едва переведя дух. – Только попробуй поднять меня на руки – я вся обвисну и прилипну к тебе, как вареная лапша, вот увидишь!

– Успокойся. Никто не понесет тебя спать, если ты не хочешь. Просто у тебя руки посинели. Надо пересадить тебя к огню, вот и все, – ответил Уилл.

Гретта позволила брату отнести ее на стул у очага. Бабуля пошла заваривать мятный чай, чтобы все могли попить горячего. Пока Уилл хлопотал возле сестры, усаживая ее поудобнее и укутывая пледом, Арно и Софи убрали со стола, вымыли тарелки и тоже подошли к огню.

Уилл поворошил угли, подкинул новое полено. Софи смотрела в огонь.

– У тебя такой печальный вид, Софи, – сказала ей Гретта.

Арно фыркнул:

– Это еще слабо сказано.

– Как бы я хотела, чтобы ты не грустила.

Софи улыбнулась. Она уже приготовилась солгать Гретте, сказать, что все хорошо, она и не думала грустить, когда в комнату вошла бабуля с большим подносом. Расставив на столе чашки, она опустилась в кресло-качалку у очага и сказала:

– Не надо жалеть Софи за то, что она тоскует. Это чувство ей необходимо. Больше того, ценнее этой тоски сейчас у нее ничего нет.

– Как это? – не поняла Гретта.

– Неужели? – изумилась Софи.

Бабуля энергично кивнула:

– Точно тебе говорю. Все на свете создано несчастными людьми. Ты никогда об этом не думала? Несчастные строят города. Делают открытия. Изобретают. Взять хотя бы таблицу умножения. Только очень несчастный человек мог до нее додуматься. А чем в это время заняты счастливые? Да ничем. Они едят штрудель. Им не к чему стремиться, нечего забывать.

Софи смотрела на старуху с недоверием.

– Вот ты мне не веришь, – заметила та, – а я знаю, что говорю. Слыхала ты сказку о двух братьях и великане-огре?

Гретта захлопала в ладоши и севшим после кашля голосом прокаркала:

– Обожаю сказки!

Бабуля выудила откуда-то корзинку, взяла из нее вязанье и начала рассказ.

– Жил-был в одном большом городе, – начала бабуля, – богатый купец. И была у купца красавица-дочь, которую полюбили два брата. А еще в нее влюбился огр – великан, который заявил, что возьмет ее в жены ровнехонько в день летнего солнцестояния. А коли она вздумает отказать, то убьет и ее, и всех в городе. У купца сердце разрывалось от горя. Вот он и сказал двум братьям: который из вас победит великана, тот и получит мою красавицу-дочь в жены, а кто это будет, мне все равно. Тогда они пошли за помощью к Танакиль, королеве фей. Старший брат, пригожий собой, любезник и весельчак, попросил мешок золота да камзол желтого шелка в придачу. Вообще-то, камзол ему был не нужен, великана камзолом не убьешь, просто старшему брату казалось, что желтый ему особенно к лицу. Танакиль исполнила его просьбу. А вот младший красавцем не был. Правда, он много читал и умом его Бог не обидел, да только он был таким скромным, что больше помалкивал, и никто о его уме ничего не знал. Он тоже попросил у феи мешок золота, но желтый камзол просить не стал. Решил, что это уж слишком. Но фея дала ему только клубок веревки. Как над ним потешались горожане, когда он стоял на площади с клубком в руках! Родной брат и тот не удержался, хохотал вместе со всеми. Младший брат почувствовал себя униженным и обиделся. Всю жизнь он видел, как старшего брата предпочитали ему, считали и краше, и умнее. А его, младшего, всегда недооценивали. Так почему сейчас все должно быть иначе? Конечно, старший и теперь его обойдет – получит руку купеческой дочери, и все тут.

– Ну и сказка – прямо в тоску вгоняет, – перебил бабушку Уилл.

– Погоди, это еще не все, – ответила старуха. – Глядел младший брат на свой клубок, глядел, и стало ему казаться, будто дан он ему в насмешку, – продолжала она. – Такой же простой и грубый, как он сам, не умеет ни пошутить вовремя, ни полюбезничать. И так он рассердился и огорчился, что побежал к реке и швырнул клубок в воду. Но только младший брат повернулся, чтобы уйти, как клубок выскочил на берег, подкатился к его ногам и замер. Младший брат так испугался, что побежал куда глаза глядят. Бежит, а клубок не отстает, катится за ним, да еще больше становится. Наконец он обогнал юношу, и куда бы тот не кидался, клубок везде загораживал ему дорогу. Тут уж младший брат испугался не на шутку и стал пинками отбрасывать от себя клубок, но тот все время возвращался. Да еще с каждым разом становился больше, грубее, безобразнее. Пока не превратился в чудовище. Что только парень с ним не делал – и с кулаками бросался, и толкал, и всем телом наваливался, чтобы с дороги его спихнуть. Ничто не помогло, только сам в веревке запутался. Измучившись и потеряв надежду освободиться от этого шершавого чудища, парень заплакал и готов был плюнуть на все. И на купеческую дочку. И на то, чтобы добиться чего-нибудь в жизни. Одним словом, на все вообще. У него даже сердце заныло, до того ему стало грустно и плохо. И тут клубок заговорил. Вот какие слова он сказал: