из синтетики. Ее они позаимствовали из чемоданов тех, кому не повезло успеть эвакуироваться из города.

— Первое время было очень трудно, особенно в плане еды, — рассказывала Маша Зотова всем собравшимся вокруг бочки. — Когда мы заперлись здесь, то еще долго не решались выйти наружу, опасаясь наткнуться на мерзляков. Еще не было этих бочек, и мы согревались единственным обогревателем, который нашли в служебном помещении.

Маша кивнула в дальнюю сторону платформы, где виднелась дверь.

— У нас еще тогда быть ватты с наших браслетов. — Шаман погладил свое сломанное устройство на запястье. — Вот мы и зарядить обогреватель.

— Но долго это длиться не могло. Ватт было совсем мало, максимум на неделю, — продолжила Маша. — Поэтому мы набрались храбрости выйти наружу. Оттуда мы перенесли эти бочки — даже не спрашивайте, как долго мы их искали, — и немного растопки. Подожгли искрой от браслета, а потом заперлись.

К ним подошел Юдичев с освежеванной тушей. Он бросил ее под ноги на старую куртку и, не церемонясь, стал разделывать, бросая отрезанные куски на решетку, установленную на верхушке бочки.

Глядя на шипящее мясо, Матвей все никак не мог свыкнуться с мыслью, что ему придется съесть того самого ротвейлера, который еще несколько часов назад чуть не лишил его жизни.

— На охоту тоже осмелились выйти не сразу.

— До тех пор, пока крысиное мясо уже поперек горла не стояло, — буркнул Юдичев и вонзил нож в плоть.

— Когда кишки уже неделю сводит от голода землю есть будешь, — пробормотала Маша, губы ее слегка дрожали. — Выбора у нас не было, да и крысы неглупые, стали появляться здесь значительно реже. Поймать одну такую превратилось в настоящее испытание, только вот одной не наешься. Поэтому Жак предложил свою кандидатуру в качестве охотника.

— Я выходить в холодный погода, — объяснил Шаман, — идти медленно, осторожно, тихо. Встречать мерзляков, но знать их повадки, их природу, старался обойти. В основном потрошители, но встречаться и ищейки. Реже щелкун.

Как только речь зашла о мерзляках, Матвей не преминул моментом поднять животрепещущую лично для него тему:

— Шаман сказал, что вы можете объяснить причину странного поведения пришельцев. Это правда?

Маша замялась.

— Не сказала бы, что могу объяснить конкретную причину. У меня имеются лишь теории, сложенные из личных наблюдений и всего того многолетнего опыта, что я занимаюсь изучением природы мерзляков. — Она стала сжимать длинные пальцы своих рук и вдруг обратила внимание на Тихона. — Извините, меня все терзает любопытство, как среди вас оказался этот мальчик? Он же совсем ребенок.

Прежде словно невидимый для всех Тихон вдруг страшно раскраснелся и сконфузился при его упоминании.

— Ох, этот сорванец далеко не ребенок, хоть таким и кажется. — Вадим Георгиевич взъерошил кудрявую голову парня, на что тот в ответ отпрянул от него и бросил недовольный взгляд. — Это долгая история. Наш путь от Прогресса и до этой станции выдался, мягко говоря, чрезвычайно насыщенным на не самые приятные события.

Йован возмутился:

— Не самые приятные события⁈ Это вы про ледник в который мы чуть не провалились, мятеж на «Мак-Мердо» с гигантским взрывом, встречу с шайкой пиратов со взрывом поменьше и очистку каюты от внутренностей и кровищи огромной мухи-мерзляка, которая присела на корабль и чуть нас всех не сожрала? И это еще не говоря о встреченных мерзляках здесь, где…

Надя ткнула здоровяка локтем в ребро, и тот резко замолчал.

Маша, пока слушала горячую речь Йована, даже сняла очки. В это мгновение выбилась прядь ее русых волос, коснувшись левой щеки. Она поспешила откинуть ее за ухо и это с виду простое движение зацепило внимание Матвея, вызвав в груди приятное покалывание.

— Нам будет что рассказать тебе, Маш, — сказала Надя, бросив осуждающий взгляд на Йована. — Лучше расскажи, что приключилось с вами? Со всеми остальными ребятами?

— Да, ребята… — Маша тяжело выдохнула, будто ворох неприятных воспоминаний разом захлестнул ее, не давая продыху. — Я попробую. Если что-то упущу, Жак постарается дополнить мой рассказ. — Она перевела взгляд с Шамана на Матвея. — К тому же, полагаю, рассказ о случившемся поможет вам лучше понять мои домыслы насчет неестественного поведения мерзляков.

Матвей кивнул. Он подметил, что ее серые глаза были цветом точь-в-точь, что и у отца.

Юдичев перевернул мясо. Прожаренная сторона заставила всех собравшихся вперить в нее взгляды и заурчать животы. Кушать хотелось страшно.

Тем временем Мария Зотова начала свой рассказ.

Глава 21

Воспоминания и наука

— Вся экспедиция шла отлично, мы даже через субэкваториальный пояс прошли без помех. Добравшись до Финского залива, мы причалили к небольшой пристани в Приморске, к северо-западу от Петербурга.

— Место выбрал я, — добавил от себя Шаман. Он говорил по-английски, желая тем самым не упустить каких-либо деталей, которые не смог бы как следует объяснить на русском. Матвей с радостью согласился переводить остальным каждое его слово. — Облака с южной стороны были перистыми, обычно это говорит о приближении теплого фронта.

— Ты пользовался оборудованием? — поинтересовался у него Матвей сразу, как только перевел сказанное Шаманом остальным.

— Нет. Я редко им пользуюсь, только в крайней необходимости.

Услышанное поставило Матвея в замешательство. Не пользоваться оборудованием⁈ Неужели он ориентируется по одним только облакам? Возникло огромное желание расспросить о способах Шамана прогнозировать погоду без метеодатчиков и зондов, но прямо сейчас это казалось неуместным. Да и сам опытный собиратель, словно прочитав все на лице Матвея, ответил ему:

— Я расскажу вам позже, как это делаю, мсье Беляев.

В разговор вмешался Юдичев:

— Сами то где причалили? — Он снял с решетки кусок мяса и положил на тарелку.

— Ломоносовская гавань, — ответил Матвей и почесал нос.

— А, эта гавань, — отозвался Шаман, поднося ладони к огню. — Она был один из вариантов, который я предложил для высадка наряду с Петергофом и другими гаванями до того, как увидел нехорошие облака, но не стал рисковать, хоть и погода на том берегу была вполне безопасная, минус десять градусов.

Маша опустила взгляд в разбитый кафель под ногами и стала говорить:

— Игорь Семенович, он был нашим врачом, страшно расстроился, когда узнал, что мы высадимся на противоположном берегу. Он родом из Санкт-Петербурга и всю дорогу мне рассказал, что в Петергофе недалеко от берега стоит