— Никаких проблем! — заверил Быстроног и распорядился: — Сергей Викторович, задачу понял?

— Не вопрос, Борис Юрьевич, сделаю! — подтвердил тот и исчез в соседнем кабинете.

Через десять минут в кармане Кочубея лежали два диска с материалами, а спустя час Долуга доложил, что Стельмаха в горизонтальном положении переместили из сауны в номер гостиницы. В этом состоянии от него вряд ли можно было ожидать каких-либо шпионских штучек, и контрразведчики тоже отправились отдыхать.

На следующее утро в половине восьмого, ровно минута в минуту, со стоянки перед «высоткой» донесся характерный скрип тормозов УАЗа. Остащенко выглянул в окно, снизу ему махал Быстроног.

— Уже идем, Боря! — заверил он и, подхватив сумки, вместе с Кочубеем прошел к лифту.

Угрожающе поскрипывая, кабина медленно поползла вниз, на выходе их ждал Быстроног.

— Как Стельмах? — первое, что спросил Кочубей.

— Всю ночь пластом пролежал в номере. Полчаса назад «никакой» вместе с оперативной группой выехал в Сочи.

— Прикрытие надежное?

— Более чем. Тимур со своими ребятами и пара «моих глаз» в машине.

— Тогда вперед! — распорядился Николай и направился к УАЗу.

Остащенко открыл заднюю дверцу и онемел. Все сиденье было завалено свертками с сушеной хурмой, инжиром и чурчхелой. Под ними проглядывали две десятилитровых баклажки с вином.

— Боря, ты что?! — опешил он.

— И как все это тащить в самолет? — растерялся Кочубей.

— А че тут тащить? Поехали! — остался непреклонен Быстроног.

Смирившись, Николай с Юрием забрались в машину и потом с тихой грустью провожали взглядами цветущий сад, укутанный нежной бело-розовой пеленой. Вскоре в утренней дымке растаяли многоэтажки Нового района Сухума, а арки Гумистинского моста превратились в тонкую ажурную вязь. УАЗ из последних своих «железных сил» вскарабкался на перевал и, выпустив облако сизого дыма, бодро покатил вперед. Справа промелькнула поблекшая вывеска некогда знаменитого ресторана «Ущелье», созданного самой природой у каскада водопадов, а после него начался затяжной спуск по «тещиному языку».

«Абхазская теща» ничем не уступала «русской». Серая лента дороги злобно шипела под колесами и все норовила скользнуть в сторону пропасти. Женя, поигрывая тормозами и бешено вращая рулем, ловко уворачивался от свирепо оскалившихся скальных разломов и чудом удерживал машину на краю бездны. Из нее доносился грозный рев бесновавшейся в каменных теснинах реки. Николай с Юрием перевили дыхание, когда дорога, описав последний крутой вираж, резво скатилась в Новый Афон.

В Абхазии — великое множество изумительных мест, красота которых поражает самое буйное воображение, заставляет трепетать самые холодные сердца и воспламеняет взор самого закоренелого скептика. Но, пожалуй, нигде она не была так щедра, как у подножия Анакопийской горы.

— Вот это красотища! — восхитился Остащенко.

Быстроног глянул на часы и сказал:

— Ребята, есть еще время, и я предлагаю заехать в монастырь.

Николай с Юрием дружно закивали головами.

— Женя, ты понял куда? — спросил Быстроног водителя.

— Помню, Борис Юрьевич, сразу за озером направо, — подтвердил тот и, сбавив скорость, стал вглядываться в стену густого кустарника.

Впереди показалось небольшое озеро с рестораном — поплавком посередине, сразу за ним Евгений свернул на выложенную брусчаткой дорогу. И здесь война вновь напомнила о себе. Уродливым оскалом развалин она вызверились из зарослей бамбука и инжира. За иссеченной осколками древней генуэзской аркой дорога резко пошла вверх и закончилась на крохотной площадке у монастырских стен. Они выбрались из машины и подошли к краю обрыва.

Далеко внизу, от мыса у поселка Нижняя Эшера и до подножия Анакопийской горы, алмазной тетивой сверкала и искрилась кромка морского прибоя. По концам этого гигантского лука тугими узлами высилась гряда прибрежных скал. Разросшиеся среди каменных разломов туи и сосны напоминали диковинные малахитовые пряжки на гранитном панцире воина. За западным мысом в морской дымке диковинными айсбергами-многоэтажками угадывалась красавица Гудаута. По южному склону горы расплавленным серебром растекались эвкалиптовые и оливковые рощи. В приморском парке огненно-красными кострами полыхали кусты олеандра. Гигантскими зелеными свечками взметнулись к небу строгие кипарисы. Они, словно часовые вечности, выстроились в почетном карауле у усыпальницы апостола Христа-Симона Кананита. И в этой благостной, дышащей неземным покоем тишине чуткое ухо Остащенко уловило грозный гул.

— Что это? — насторожился он.

— Водопад, точная копия греческого Афонского, — пояснил Быстроног.

— Не только водопад, а и собор тоже, — дополнил Кочубей.

— И все это сделали сами монахи, даже водопроводные трубы отлили из свинца, — снова сел на своего «абхазского конька» Борис.

— Те самые трубы, что за семьдесят лет советской власти не смогли растащить на грузила, — вспомнил Кочубей известную среди афонцев шутку.

Остащенко с грустью посмотрел на облупившиеся местами монастырские стены и спросил:

— А что здесь теперь?

— Духовное училище, как говорится, «сеют доброе и разумное», — философски заметил Быстроног.

— Да, все возвращается на круги своя! На штыках долго не усидишь, — согласился с ним Юрий.

— С Абхазией так и вышло. Мир здесь наступил, когда пришли монахи и принесли с собою Слово. А цену ему на Кавказе хорошо знают. Недаром сам император Александр III приезжал сюда на закладку первого камня. Абхазы это оценили и больше не восставали.

— Кто-то из великих сказал: «Сила — не в мече! Сила — в правде!» — вспомнил Кочубей.

— Вот и вас, ребята, на философию потянуло. Рано или поздно это с каждым в Абхазии происходит, — с улыбкой произнес Быстроног и прошел к монастырским воротам, но они оказались заперты.

— Наверно, спустились вниз, в сад, — предположил он.

— Боря, давай заглянем на госдачу Сталина? — предложил Николай.

— А что, хорошая мысль! — поддержал он и распорядился: — Женя, едем в гости к товарищу Сталину!

Евгений развернул машину и, проехав несколько сотен метров, остановился перед ржавыми металлическими воротами. О том, что за ними когда-то находился особо охраняемый объект, напоминали высокий забор и пустые глазницы прожекторов на сторожевых вышках. В покосившейся будке охраны никого не оказалось.

— Да-а! Тут служба не просто спит, а давно умерла, — с иронией произнес Остащенко.

— Это только кажется, если…

Закончить фразу Быстроног не успел. Позади будки затрещали кусты, и из них вышел бородатый «абрек». За его спиной болтался автомат, а в руках поблескивала заточенная до зеркального блеска коса.