Тело в кабинете директора открыло глаза-буравчики. Поднявшись, Абрасакс подошел к Стражу и поклонился:

– Я понял урок, Великий. Обещаю, такого больше не повторится с моей стороны. Никогда не стану вмешивать вас в дела Системы, если только это не будет соответствовать интересам человечества. Но и вы обещайте, что не будете больше столь радикальным способом выказывать свое неудовольствие.

– Ничего я тебе обещать не стану, – буркнул рыжеволосый, поднимаясь, – открывай портал, мне надо работать.

Вологда, 1940 год

Последнее время он часто приходил в эту привокзальную столовую. Ничего выдающегося здесь не было: стандартный набор весьма посредственного качества блюд, толстая повариха с большой сизой родинкой на левой щеке, заплеванный, усыпанный опилками пол и скудный интерьер.

И тем не менее народу обычно много – рядом вокзал, а тут недорого и быстро можно перекусить горячего. Вологда была крупным транспортным узлом, и именно в этой столовой узнавали самые свежие новости, которые не печатались на страницах газет и не освещались по радио.

Он процокал костылями к стойке, поставил на поднос тарелку суточных щей, взял стакан сметаны и заковылял к ближайшему столику.

За соседним уже устроилась необычная парочка, которую он приметил сразу и рассчитывал получить свежую информацию из Москвы. А то, что эти двое из столицы, видно было невооруженным глазом.

Мужчина походил на циркового артиста. Маленького роста, почти что карлик, с огромной непропорциональной сморщенной головой-картофелиной, одетый в умопомрачительный заграничный серебристый костюм-тройку, увенчанный черной бабочкой. Он что-то весело рассказывал, размахивая руками, и поедал многочисленные блюда, которыми был уставлен стол, не забывая прикладываться к кружке с пивом, коих на столе стояло аж пять штук, и три уже были пустые.

Напротив него сидела элегантная дама лет тридцати, которую невозможно было представить в подобном заведении, скорее – на светском рауте в Букингемском дворце. Антрацитово-черные волосы струились из-под крошечной шляпки-шлема по коктейльному платью красного цвета. В руке, обтянутой длинной перчаткой, дама манерно держала мундштук с сигаретой. Рядом с ней на столе стояли маленькая расшитая стеклярусом сумочка и фарфоровая чашечка с кофе, которую она периодически подносила к по-детски припухлым губкам.

И только стальные глаза выдавали ее. За всей этой дорогой мишурой сиял блеск кремлевских звезд.

Хотя в зале бравурными речами без умолку гремела тарелка радио, обладая прекрасным слухом, он, прислонив к столу костыли и удобно устроившись на скамейке со своей культей, принялся делать вид, что медленно и вдумчиво завтракает, впитывая каждое услышанное слово.

– Ну а что Берия? – лениво поинтересовалась дама у собеседника.

– У, – махнул карлик руками, – что ты, Маха, мировой скандал был, ты себе не представляешь! Как только он вернулся от Сталина, мгновенно вызвал к себе Деканозова. Крик стоял до самих Соловков. Видимо, скоро весь секретариат под нож пойдет, потому как все слышали слишком много такого, чего в нашей стране лучше не слышать вообще никому и никогда. Обложил Лаврентий бедного Деканози и по-русски, и по-грузински отборным трехэтажным матом. Можно было бы написать целый эротический роман для самых завзятых извращенцев. А что, собственно, Деканози-то? Чем он провинился? В данном случае просто как курьер выступил, что сказали передать Ежову – то и передал.

Услышав фамилию Ежова, одноногий чуть не подавился щами, но мгновенно сделал вид, будто косточка попала в горло, даже вынул что-то изо рта, демонстративно рассмотрел и бросил на пол.

Тем временем разговор продолжался.

– Лаврентий последнее время закусил удила, власть ударила в голову. Не думаю, что Зафаэлю стоит делать на него ставку. Такие люди, оказавшись на вершине, слетают с катушек, начиная бурную самодеятельность разводить, – заметила девушка, сделав новый глоток и снова оставив красный след на краю чашки.

– Брось, Зафаэль делает лишь то, что велит Кнопмус.

Теперь инвалид уже пожалел, что пришел в это утро в столовую. Он начал прикидывать, что из арсенала оружия имеется при себе и сколько есть денег, чтобы немедленно скрыться из города, двинувшись к ближайшему схрону.

Точно так же, как то, что Земля крутится вокруг Солнца, он знал – подобные встречи случайными не бывают.

Но деваться некуда. Если это ловушка, то столовая наверняка окружена. Лучше подыграть странной парочке, авось всплывет что-то еще. Принялся дальше возить ложкой по тарелке.

– Если бы Система считала, что весь потенциал Берии исчерпан, то он оказался бы в той же камере, что и покойный Ежов, через пять минут, – продолжал карлик, – вон посмотри, за соседним столом сидит инвалид и кушает щи. Его фамилия Еремеев, возлюбленный и правая рука Ежова. Но в отличие от своего учителя и покровителя Еремеев – человек Системы. Поэтому сейчас не загорает в крематории, а старательно делает вид, что не подслушивает нас. Еремеев, бросайте свою тухлятину и подсаживайтесь к нам! Есть разговор.

Тот нехотя поднялся, мгновенно окинув взглядом зал и прикидывая пути отхода. Когда он сел рядом с коротышкой, тот поинтересовался:

– Привязанная нога не сильно затекает?

– Нас и не такому учили, – хмуро ответил Еремеев. – Чем обязан?

Карлик вынул из внутреннего кармана пиджака конверт и протянул ему.

Внутри была прядь рыжих волос.

Сигнал с того света: свои.

– А нельзя было обойтись без спектакля? Я ведь мог вас и убить, – заметил уже дружелюбно Еремеев.

– Это проблематично, юноша, – усмехнулся карлик и, взяв конверт, убрал его, – при всей вашей подготовке и невероятном желании выжить. Но к черту лирику. Давайте о главном. Во-первых, когда вы понадобитесь в следующий раз, верным будет нынешний пароль «тревога». И да, надеюсь, не надо объяснять, зачем мы здесь?

– Архив, – утвердительно сказал бывший майор госбезопасности.

– Именно. Сталин уже в курсе, что Ежову дали сигнал «опасность», и он навел их на фальшивку. Но его непредусмотрительно хлопнули, и сделать ничего теперь нельзя. За вами началась охота. Если группу скрыть еще можно, то вы, как ни маскируйтесь, не иголка в стоге сена. Кобе архив нужен позарез, и поверьте, сейчас вы враг номер один. Все органы сориентированы на поиски. Система поможет скрыться.

– В обмен на архив?

Маха перебила их:

– Ксафан, погоди. Он, кажется, не понимает.

Она закурила новую сигарету, пустила тонкую струйку дыма в лицо Еремееву и тихо сказала:

– Ты давал присягу главам Системы?

Тот кивнул.

– Тогда о каком обмене идет речь? – удивилась она. – Если я скажу – ты прыгнешь под поезд без разговоров.

– Под поезд как раз я прыгнул бы без вопросов, – ответил тот, – тем более после высшего сигнала доверия. Но архив слишком ценен. Я отдам его только главам и только всем четырем, таков был уговор.