– …Товарищи зрители! – взмолился все тот же голос из динамиков. – Не выходите на проезжую часть. Пожалуйста, сделайте дружно шаг назад! Это же для вас опасно, поймите!..

Лена «гуляла» по тротуару за спиной толпы. В призрачно-зеленом круге объектива теснились люминесцентные шорты, сарафаны, ноги, затылки. Легкое движение рукой, и она воспарила над строем, пролетела над пальмами ближе к съемочной площадке, на секунду остановилась рядом с лохматой головой режиссера, потом быстро, почти мгновенно, вернулась назад, плавно опустилась на тротуар и заскользила к аптеке. Это было как в снах, которые часто приходили к ней в детстве. И она порхала, как обрывок бумаги на ветру, рассматривая сверху в удивительной подробности улицы Муствеэ, берега Чудского озера, поросшие бородатыми кустами… Потом полеты как-то незаметно сменились жесткими и короткими сновидениями, похожими на обрывки воспоминаний, звуков и запахов. И почти всегда одно и то же: ослепительно яркий снег, тяжелое дыхание за спиной, мелькание лыжных палок, крики, свист, и она падала на снег, вытаскивала из-за спины страшно тяжелую винтовку, пыталась целиться, но не видела мишени, плакала от жалости к себе, растирая по щекам слезы, и тренер бил ее по ягодицам, что-то кричал, наступал ногой ей на лицо. Реальность смешалась со сном в одном мутном коктейле, и тренер насиловал ее во сне и наяву, бесконечно долго, без перерывов, без отдыха. И однажды она поняла, что сойдет с ума и умрет, если и впредь будет женщиной…

Мерцающий круг объектива остановился на тыльной стене аптеки. Чем меньше света попадало на объект, тем четче он просматривался через прибор. Прицельный крест скользил по двери, по ручке и петлям, словно чуял добычу и пытался ворваться внутрь. Дверь была прикрыта неплотно, из щели пробивался лунный свет. Рядом, на ступеньках, опершись о перила, курил человек в форме. Он смотрел на освещенную прожекторами улицу, где готовился к своему полету каскадер Ухловский.

Лена затаила дыхание и опустила перекрестие на голову охранника. Как он удобно стоит! Профиль четко вырисовывается на фоне искрящейся «кашки». И не двигается, не крутит головой. Замер, неподвижно глядит в одну точку, изредка поднося к губам сигарету. Он стоит в плотной тени, почти невидимый для прохожих. Да кто сейчас станет обращать внимание на бесплотную тень, когда взгляды тысяч зрителей устремлены к месту старта. И потом, когда вдруг погаснут все софиты и улица погрузится в непривычную темноту, никто не услышит выстрел, обеззвученный глушителем, не заметит, как охранник с продырявленной головой мешком упадет на ступени. Техники, толкая в наступившей темноте друг друга, станут носиться по улице, пытаясь выяснить причину короткого замыкания; режиссер зайдется в истерике; Ухловский в полном мраке приземлится черт знает где; завоют машины «Скорой помощи»; пожарные на всякий случай возьмутся за шланги; зрители издадут единый вздох разочарования. И в эту минуту за стальную дверь обесточенной аптеки должен беспрепятственно зайти человек с монтировкой и фонариком в руках…

– … Александр Эдуардович! Саша! Господин Ухловский! Вы готовы? – прокатился над головами зрителей голос режиссера. – Не слышу, поднимите руку!.. Прекрасно! Всем внимание! Начинаю отсчет…

Нет, она не волновалась. Она была спокойна, как никогда. Все как прежде – великолепная винтовка, огневой рубеж, цель. Только не стоял над душой тренер, тот негодяй, который стал первым в списке ее жертв…

– …Десять… девять… восемь…

Она сделала глубокий вздох. Перекрестие прицела замерло, прилипло к виску охранника. Указательный палец нежно коснулся спускового крючка. Приклад словно врос в плечо.

– …Три… два… один… Мотор!

Охранник перестал курить. Голова его застыла в неподвижности, как перед объективом фотографа: «Не шевелитесь!» Лена услышала, как взревел могучий мотор «Ямахи», и рев начал быстро нарастать, превращаясь в пронзительный визг. Каскадер мчался по улице, набирая головокружительную скорость… Сейчас… Сейчас… Пора!

Она будто мысленно приказала невидимому сообщнику. В это же мгновение что-то щелкнуло, софиты заискрили и погасли. Бульвар почернел, ночь обвалом рухнула на него и потопила в себе. Лена начала мягко давить на курок. И вдруг…

На фоне захлебывающегося рева мотоцикла она услышала отрывистые крики, топот ног, стук падающего тела. Мгновенно перевела круг объектива ниже. То, что она увидела, заставило ее сердце замереть.

– Лежать!.. Руки за голову!.. – доносились снизу отрывистые слова.

Она снова перевела оптику на охранника. Он, испугавшись с опозданием, кинул окурок в кусты и быстро юркнул за стальную дверь, но не закрылся изнутри, а встал на пороге, через щель наблюдая за происходящим…

Удивляясь нахлынувшему на нее странному оцепенению, Лена некоторое время наблюдала за суетой внизу, затем выпрямилась, опустила винтовку на пол и закрыла окно. Потом задвинула шторы и включила бра… Все сорвалось. Такого развития событий она не могла предположить. Неужели милиции стало известно про их план?.. Она машинально отстегнула прибор ночного видения, выключила питание, извлекла аккумулятор… Главное, не суетиться. Надо адекватно реагировать на обстановку… Может быть, дежурившие в оцеплении милиционеры заметили странного человека с монтировкой в руке и на всякий случай задержали его? Может, помешали зрители, кто-то кого-то толкнул, завязалась драка, свидетели позвали милицию…

Она встала, подошла к двери, прислушалась. Тихо. Если бы это была нормальная операция по захвату, то – одновременно с задержанием у аптеки – в гостиничный номер вломилась бы толпа спецназовцев. И было бы то же самое: «Лежать!.. Руки за голову!..» Значит, эта операция не нормальная, никто Лену не знает, никто не заметил, как она заняла огневую позицию в окне третьего этажа.

Лена отстегнула магазин и медленно, чтобы не было слышно, передернула затвор, извлекая патрон, но вдруг передумала, снова зарядила винтовку. Надо немедленно уходить! Собрать вещи, замести все следы. И в горы, в горы, к Мире, к маленькому, нежному существу!.. Она плеснула из графина на полотенце и протерла ручки оконной рамы. Затем выволокла из-под кровати рюкзак и стала закидывать в него одежду. Хотя одежда – громко сказано. Всего-то пакет с бельем, черные лосины, черные джинсы, пара кроссовок, тапочки, хлопковая рубаха и майка «боди». А то, что создавало ей имидж и позволяло чувствовать себя привлекательной, умещалось в черном кейсе, похожем на футляр для скрипки.

Лена затолкала кейс в рюкзак и уже хотела воткнуть туда же винтовку, как в дверь постучали.

Она застыла посреди комнаты с винтовкой в руках… Опоздала! Все-таки они пришли! Но почему не сразу? «Пасли» ее в вестибюле? Или ждали, когда она выпрыгнет из окна?.. Впрочем, какая ей сейчас разница! Надо что-то делать…

Она сделала шаг к окну, но тотчас передумала, положила винтовку на кровать, кинула сверху подушку и на цыпочках подошла к двери.

– Кто? – спросила она, стараясь придать голосу оттенок легкого раздражения, как если бы ее подняли из постели.

– Лена, откройте, пожалуйста, – услышала она незнакомый мужской голос. – Я к вам по важному делу.