Но Бенни равнодушно проходил мимо нее наверх, не здоровался, возвращаясь домой, и его холодность приводила в отчаяние. Словно он забыл, что она та самая женщина, что не один год дарила ему тепло. Она изо всех сил старалась жить, ничего не ожидая, напоминая себе, что ее представления о внимании, которое муж должен дарить жене, не имеют значения, что до тех пор, пока сосредоточена на своих разочарованиях, она обречена жить несчастную жизнь. Кхин изо всех сил старалась благодарно принимать скромные любезности – натянутую улыбку Бенни, адресованную ей, или несколько минут, когда он весело смеялся с детьми. Но всякий раз, когда она уже готова была осыпать его своими дарами – сказать что-нибудь ласковое, а то и взять его за руку, – волна из обиды и унижения вскипала в ней, и Кхин оставалась в своем коконе, мысленно выкрикивая обвинения.

Как ты посмел попрекать меня Линтоном после всех твоих бесконечных измен? Ты, кто приводил женщин в постель прямо у меня под носом, а я ведь даже не знала, жив ты или мертв, когда спала с Линтоном. Ты даже представить не можешь, кем я себя почувствовала с этим мужчиной, какое наслаждение он обрел в женщине, которую ты отвергаешь!

Линтон. Ею все больше овладевало физическое желание вновь отдаться этому красавцу, уступить его чистой, твердой уверенности. Мысль о том, что ей никогда больше не дано раствориться в таком абсолютном удовольствии, лишала покоя. И она начинала кричать на детей, а на ком еще она могла сорвать раздражение.

– Он стал жирным и ленивым, ваш отец, – выговаривала она младшим девочкам, дергая гребнем их непослушные волосы. – Сидит тут, дожидается, пока его обслужат, как во времена, когда он зарабатывал много денег. Эти его барские замашки. Даже не замечает, что мы все тут надрываемся. Я вынуждена шить рубашки, в которых он потеет. Хта Хта вкалывает за десятерых слуг, а он отказывается пальцем пошевелить. Приятно, наверное, делать вид, что не существует ни домашней работы, ни счетов.

Ее сварливость передалась и девочкам.

– Ты меня ударила! – кричала Молли, а Грейси выбегала из дома и забиралась на дерево.

– Прекратите! – орала Кхин, когда Джонни изводил Молли, а та в ответ яростно налетала на него, молотя крошечными пухлыми кулачками. – Тебе же двенадцать, бога ради, Джонни! Да что с тобой такое?

– А как они, по-твоему, должны себя вести, когда ты говоришь гадости про папу? – однажды вечером резко бросила Луиза.

Кхин как раз пыталась уложить младших спать, отпустив Хта Хта немножко отдохнуть с ее малышкой Эффи, и только что с невероятным трудом выкупала Молли. Луиза заглянула в детскую пожелать доброй ночи – кажется, она собралась на вечеринку, – и Кхин оторопела, вдруг увидев эффектную невозмутимую девушку, держащуюся с царственной отчужденностью, волосы уложены в высокую прическу, тело облегает изящный саронг, шаль элегантно ниспадает с плеч. Кхин вспомнила, как встретила дочь у Лесного Губернатора, Луиза тогда примерила платье, привезенное ею, и стало ясно, как сильно она изменилась, обнаружив в себе силу собственной личности. И не изменилась ли тогда сама Кхин? Не поддалась ли едва уловимой зависти, которая позже отравит ее счастливые дни с Линтоном?

Сейчас широко расставленные глаза девочки поблескивали возмущением, словно она выносила приговор матери, – приговор ее жалкому бессилию в обычных материнских хлопотах. Никогда раньше она не смела так смотреть на Кхин.

– Истинная дочь своего отца, да? – огрызнулась Кхин.

И это была правда. Луиза всегда боготворила Бенни, как и он ее. Несправедливость этой избирательности в любви – несправедливость того, что все ее дети предпочитали Бенни, и это после всего, что она для них сделала, – задевала Кхин так сильно, что порой у нее даже мелькала мысль, что она ненавидит Луизу, их всех ненавидит.

В октябре того года случилось ужасное. Их разбудил грохот, доносившийся снизу, от подножия холма. С полдюжины солдат Армии Бирмы сооружали сторожевую будку на подъездной дорожке к их дому. Бенни приговорен к домашнему аресту на неопределенный срок, как сообщил один из солдат.

– Без суда и следствия? – уточнил Бенни, но этот дремучий громила даже не понял, о чем его спрашивают.

После возвращения домой в Инсейн Кхин почти забыла о большом мире. Конечно, от Бенни она знала, что Армия Бирмы перенесла наступательные действия из Дельты в горы, и порой с тревогой думала о Линтоне. Но сейчас она испугалась всерьез.

В первый день своего домашнего ареста Бенни затравленно сидел в своем кабинете, посреди нагромождения книг и бумаг, уставившись на тени на стене, пробуя разглядеть истину в этих мрачных силуэтах. Он был словно ребенок – зачарован и напуган непостижимостью окружающего мира.

Спасая его, Кхин в итоге ворвалась в комнату со стаканом бренди.

– Этот приговор имеет какое-то отношение к тому, о чем ты не был вправе мне рассказать? – решилась она спросить. Она имела в виду тот источник информации, от которого Бенни узнал о ее отношениях с Линтоном.

Бенни обернулся к ней с крайне озадаченным лицом.

– Если это так, – проговорил он, – то или меня вычислили, или я идиот.

Больше он ничего не сказал. Но этого было вполне достаточно. Впоследствии Кхин рассудила, что либо его предал кто-то, кому он доверял, либо его вычислили враги, а врагами были правительство У Ну и армия Не Вина. Дети Не Вина ходят в ту же школу, что Луиза, Джонни и Грейс, – поежилась Кхин. А она так небрежно раскланивалась с деспотичной генеральской женой Кэти, поджатые узкие губы которой, казалось, с трудом сдерживали презрительную ухмылку, когда та проходила мимо Кхин по школьному двору. Как же глупа была Кхин, что не попыталась завоевать симпатию этой женщины. Какой она была эгоцентричной и наивной. Бенни теперь не сможет вести дела, а жалких доходов от его фабрики льда и так едва хватает, чтобы прокормиться и платить за учебу детей.

Но все же было нечто утешительное в мысли, что Бенни скрыт от чужих глаз – и от тех, на кого он мог сам обратить внимательный взгляд. И Кхин сейчас – единственная женщина, доступная ему. И возможно, конец его свободы означает начало новой, а то и большей близости между ними?

Идея «Мисс Бирмы» возникла несколько месяцев спустя, когда они устроили ужин для небольшого круга друзей и один из гостей спросил Бенни, чем тот намерен занять себя, на что Кхин вдруг выпалила:

– Собственными мыслями, разумеется!

Она вовсе не собиралась иронизировать, но с тех пор, как Бенни оказался под домашним арестом, Кхин видела, как он только сидит и вымарывает время от времени строки в своих тетрадях (тетрадях, в которые она тайком заглянула, но обнаружила лишь непроходимую трясину замысловатых английских каракулей). Да и вообще ее насмешливый тон по отношению к нему, как и его – к ней превратился в обоюдную привычку, так что она не удивилась, когда Бенни, очевидно не в силах удержаться и не поддеть ее, радостно оглядел собравшихся за столом и объявил:

– Кхин, несомненно, предпочла бы, чтобы я тратил время на раскручивание бизнеса из своей новой тюрьмы. Или, если я действительно должен задействовать свои способности, она, возможно, была бы рада, поступи я на службу в правительственное издание, писать статьи для «Нэйшн».