Подшучивание – буллинг. Игры – убийство.

Стив Скотт со своими идеально прилизанными – за исключением дурацких прядей над ушами – волосами вернулся со своих покатушек и теперь играл в Клетке.

Дверь Клетки крякнула, когда я её открыл.

Они были увлечены игрой. Шуршали подошвы. «Пасуй!» – крикнул Стив Скотт меньше, чем в десяти ярдах от двери. Он стоял боком ко мне, вытянув руки и опустив голову, ожидая какого-то поворота игры.

Он почувствовал меня, когда между нами было около ярда.

Он обернулся через плечо. Я ещё двигался. Потом двигался мой кулак. У него не было времени понять, что я делаю, поэтому последнее, что я увидел на его лице – удивление. Забавно. В нём не было ничего человеческого, скорее, животное. Чистая мысль, за которой пока не последовало ни решения, ни эмоции. Мой кулак соприкоснулся с его щекой. Она издала такой звук, какой издаёт крикетный мяч, когда его бьют битой. Стив стоял ко мне боком, и отшатнулся в сторону. Он пытался удержать равновесие, но запутался в своих же ногах и упал. Он не успел ни за что-нибудь уцепиться, ни подставить руки. Пожалуй, ему повезло, что он стоял ко мне боком. Развернись Стив ко мне лицом, он упал бы назад и ударился головой о землю. И, наверное, умер бы. Я бы его убил. А так он упал на плечо.

А я ушел.

Ничего не сказал, просто ушёл.

Какой-то парень, стоявший поблизости – я его не знал, – даже не пытался меня остановить.

Дверь одобрительно крякнула и захлопнулась за моей спиной.

Входя в главное здание, я услышал топот.

– Эй! Смертник!

Алекс и банда футболистов.

И тут в двойных дверях передо мной показался Зед.

Его взгляд задержался на мне, потом переполз на Алекса.

– Хватай его, Зед!

Зед снова посмотрел на меня. Наши взгляды встретились. Он подмигнул и пошёл дальше. Мы прошли друг мимо друга. Я не понимал. Он просто шёл. Не пытался меня остановить. И я миновал двойные двери, проходную, выскочил наружу и взбежал наверх, к главной дороге.

Почему-то они не вышли сразу за мной. Единственным объяснением, которое я мог придумать было то, что Зед их как-то задержал. Я не знал, зачем, но, судя по всему, он это сделал.

Подъехал, медленно мигая поворотником, автобус. Из него вышла старая дама в фиолетовом пальто и повернулась, чтобы спустить тележку с клетчатой сумкой. Я помог ей и поднялся в салон.

Вздох дверей – и мы тронулись.

Поездка до Кендала была недолгой. За окном мелькали ровные поля, пологие холмы и подножия гор. Я опаздывал к Иэну.

Я думал про волка, которого больше не защищала зима. Я думал про двух полицейских, которые охотились на него.

Я думал, что должен быть там.

* * *

Иэн был в своих синих кроссовках.

– Я должен быть не здесь, – я нарушил невероятно долгую тишину.

Снова длительное молчание.

– А где ты должен быть?

– В горах.

– Зачем?

– Люди пытаются убить волка.

– И что это заставляет тебя чувствовать?

Я вздохнул, как будто Иэн был маленьким ребёнком, который в миллионный раз сделал что-то очень тупое. Иэн решил побить олимпийский рекорд по игре в молчанку.

Мировой рекорд.

– О чём ты хочешь поговорить? – спросил он наконец.

Я осмотрел комнату: пустые книжные полки, ковролиновая плитка, отодвинутое кресло, на котором бабушка сидела, когда мы пришли сюда впервые. Отопление было выключено и радиатор не бурчал животом на всю комнату.

Иэн сидел, слегка расставив ноги. На нём были серые холщовые штаны, ярко-синяя рубашка дровосека со слишком длинными и слишком узкими манжетами. Золотое обручальное кольцо. И эти кроссовки. Жаль, Иэну нельзя говорить о своей жизни.

– Иэн, – сказал я, – Не поймите меня неправильно, но эти кроссовки вам не идут.

Сказав это, я встал. Глаза Иэна расширились от удивления. Впервые за всё то время, которое я его знал. Но это не принесло мне удовлетворения. Иэн явно думал, что бы ответить, но не мог сообразить. Я даже проникся к нему какой-то симпатией.

– Удачи со всяким, Иэн.

– Подожди, может, тебе стоит…

– Спасибо, что пытался помочь мне, – я протянул руку.

Молчание. Иэн встал и пожал мою руку.

– Слушай, – сказал он, – я буду здесь на следующей неделе. В то же время. Ладно?

Я сочувственно улыбнулся и ушёл.

Середина дня. Жаворонки разлетаются из-под моих ног. Высоко вверху, неразличимые, они поют свои песни. Лохматые овцы, которых пас какой-то неосторожный фермер, смотрели на меня так, будто никогда не видели человека. Длинное худое животное, хорёк или горностай, встало на задние лапы, осмотрелось, снова припало к земле и скрылось в дыре каменной стены.

Далеко внизу на краю леса стоял белый грузовик.

Если полицейские знали, что делают, то наверняка они сидели где-то в засаде.

За несколько часов я по тропинкам поднялся на гору. Дул ветер. Русла, которые пробили горные потоки, были похожи на морщины на лицах гор. Торчащие гранитные скалы были похожи на кости.

Послышался сердитый звук двигателя. Красный квадроцикл приближался со стороны долины. Ездок на нём трясся, как кукла.

Ему потребовалось какое-то время, чтобы доехать до меня.

На его спине висел длинный чёрный чехол. Я знал, что в нём.

Шеридан Бенедикт остановил свой квадроцикл и слез с него.

– Я вроде говорил тебе держаться подальше от гор, – сказал он, но без своей вечной злобы.

Он устало рассматривал меня.

– Твоя бабушка только что вышла из больницы. Ты об этом пожалеешь. Если что-то с ней сейчас случится, ты будешь об этом жалеть всю жизнь, – голос Шеридана был гораздо спокойнее и мягче, чем обычно.

Я открыл рот, чтобы ответить, сам не знаю что. Шеридан Бенедикт повернулся ко мне спиной и сел на квадроцикл. Мотор взревел, квадроцикл понёсся дальше, подпрыгивая на ухабах.

– Чёрт возьми, не смейте его убивать! – крикнул я вслед.

Я ещё долго наблюдал, как квадроцикл карабкается по заросшим травой склонам, цепляясь за землю как паук за стену. Я пошёл в том же направлении, в котором уехал Шеридан Бенедикт, хотя уже и потерял его из виду.

* * *

Было уже около пяти часов дня. Я шёл весь день, но так ничего и никого не нашёл. Солнце уже опускалось, за дальними горами блестело море. Ветряные генераторы на берегу крутились. На других склонах я видел гуляющих людей, которые стремились спуститься до наступления ночи. Но я должен был идти дальше.