будет, что говорила про него плохо.

— Вот, пусть сначала окажется… — буркнула мама и ушла в спальню к захныкавшей Аришке.

Подсел к молчавшей всё это время бабушке. Она коротко взглянула на меня и отвернулась. Ну, не хочешь разговаривать — не надо, сил сейчас нет разбираться с «погодой в доме». Пошёл к себе и завалился на диван, едва живой с дороги.

Всё прикидывал, как я могу чердак обустроить в свете новых финансовых обстоятельств. Решил воплотить в жизнь проект, который мне однажды приснился, с двухцветными стенами и рабочим столом перед балконной группой — окном и дверью на винтовую лестницу. Не заметил, как задремал. Сквозь сон услышал, как мои женщины в кухне начали препираться.

— А я тебе говорила, надо было в комиссионку эту скатерть снести, — услышал я недовольный голос мамы.

— Поля, за неё сто рублей всего в комиссионке давали. Она обошлась в триста, а стоит и того больше. Это старинная вещь! Я такие в руках держала только в детстве… у родителей покойных в доме. Какой смысл её за сто рублей продавать?

Я вышел в кухню, щурясь на свет.

— Ба, ты хоть объяснила Инке, что это за вещь? — спросил я, протирая глаза. — Она же её как обеденную скатерть использует. Пусть уберёт и хранит до лучших времён, пока Петра в Москву не переведут и квартиру на Кутузовском проспекте не дадут.

Мама хмыкнула. Не верит она в зятя… А напрасно. В начале девяностых он уже сможет в отставку выйти, военную пенсию получать и каким-то бизнесом попробовать заняться. А я помогу, присмотрю за ним. А то такие как он первыми от рэкета погибали — они несгибаемые, платить отказывались. А потом их прямо в машинах взрывали вместе с семьей. Значит, мне тоже нужно быть серьезным человеком в то время, чтобы рэкет и меня, и моих друзей стороной обходил. Если у мамы и дальше все с Ахмадом серьезно будет, то есть у меня идея, как заставить всяких солнцевских смотреть в другую сторону от меня и моих проектов…. Надо только с родственниками Ахмада получше задружиться.

— Ты как, сможешь погулять с Аришкой? — спросила мама.

— Конечно, — ответил я и умылся, чтобы окончательно проснуться.

На улице ноги сами понесли меня к дому Ивана. Хотел взглянуть этому дуралею в глаза. Он махал топором в глубине двора. Методично, зло, откидывая колотые дрова, как Илья Муромец басурман. Странно, но, похоже, он тоже не в настроении.

Я молча смотрел на него. И он как будто почувствовал мой взгляд. Остановился, обернулся и пошёл медленно ко мне. У меня Аришка была на руках, он наверняка, сразу по силуэту в темноте узнал меня.

Молча подошёл, протянул руку, мы поздоровались. Я ждал, что он скажет.

— Я нашёл заначку Цушко, — наконец сказал он.

Я промолчал.

— На соседнем участке в садовом товариществе, — продолжил он. — Как ты и говорил.

Я молчал.

— В погребе, все, как ты догадался, — добавил Иван. — В стене были. За выдвигающимся кирпичом.

— И сколько там было? — наконец, не выдержав, спросил я.

— 163 тысячи.

— И?

— Сдал по описи в отдел.

— И?

— Свадьбы не будет. Вероника расстроилась, что я такой честный.

ХА! Во, даёт девка! Так его!

— И ты туда же?! — обиженно воскликнул Иван.

Только тут я осознал, что ржу. Тихо, истерично, трясясь мелкой дрожью ржу.

Обида ушла.

— Ну, не расстраивайся так, — просмеявшись, сказал я. — Ещё оттает до пятого июня. Ты скажи ей, что карьеру на этом деле сделаешь.

— Что мне теперь эта карьера?! — в сердцах воскликнул Иван.

— Это не тебе, а ей, — спокойно сказал я. — Она должна увидеть в этом твоём поступке смысл. Ты инвестировал заначку Цушко в свой будущий карьерный рост, а, значит, в ваше общее с Вероникой благополучие.

— Да?

— Да. Ну, постарайся ее в этом убедить. Что ты не дуралей, что мимо рук упустил сумму, на которую мог обеспечить свою семью на десятилетия вперед, а осознанно сделал это, чтобы генералом МВД стать однажды. Кстати, надеюсь, у тебя хватило соображения не сдавать всё? — сказал я вкрадчиво, при этом внимательно глядя ему в глаза.

Он на мгновение отвёл их в сторону! Этот жук оставил что-то!

Глава 18

30.03.1971 г. Святославль

— Иван, — строго сказал я. — С тебя половина.

Он молча кивнул. Кивнул! Зараза. А я весь извелся, когда статью в газете увидел!

Хотел сказать, что с него плюс ещё десять процентов за моральный ущерб, но не стал. В 1971 году-то? Он подумает, что это анекдот. Иван ушёл обратно к своим дровам.

Я не понял. Куда он? И где моя половина непосильным трудом нажитого?

Уже набрал воздуха, чтобы окликнуть Ивана, но он скрылся в сарае.

Пока я пялился на чужой двор, неугомонный Тузик пролез под калиткой и помчался к дому Николаевых. Только этого не хватало. Ванькин овчар сейчас перекусит его пополам.

— Вань! — заорал я так, что Аришка испугалась. — Щенок!

Иван выскочил из сарая на мой крик. С Аришкой на руках я не рискнул заходить в чужой двор, предоставив хозяину самому спасать мою собаку.

Впрочем, ничего криминального не произошло. Тузик не впечатлил овчара, тот даже не поднялся с места, когда щенок подбежал к нему. Только морду свою отворачивал от Тузика, когда тот полез лизаться.

Иван подхватил Тузика под пузико и передал его мне через забор.

— Я из-за тебя рассыпал там всё… — с досадой сказал он. — Соберу, принесу твою долю к колонке.

— Ладно. Буду ждать, — ответил я и поспешил домой весь в радостном предвкушении с Аришкой и Тузиком на руках.

Дома у меня забрали ребёнка и отправили на колонку с двумя вёдрами. Когда же этот день закончится?

Пока шёл до колонки, всё надеялся, что Иван выйдет навстречу. Но он не вышел. Набрал воды, постоял несколько мгновений. Он не вышел. Мне так не терпелось узнать, что же мне причитается за всю эту историю с базой, что я еле-еле заставил себя взять в руки вёдра и идти с ними домой.

По дороге несколько раз оглянулся назад,